По следам Аполлинера
Страница: 2 из 4
Все они были в тесно обтягивающих тело чёрных трико. Но если у хозяйки оно было абсолютно глухим, покрывая не только плечи до самых локтей, но и горло, то у остальных держалось на узких лямках, оставляя открытыми шею и часть груди под нею. Лика и её мать показались мне не только чрезмерно высокими, но и худыми: ни бёдрами, ни бюстом они похвастаться вроде бы не могли, а плечи — несколько угловатыми. Если что и выделялось в их фигурах, то острые лопатки на довольно сутулых спинах.
Правда, когда смотришь на них в профиль, бросается в глаза не только отсутствие заметных выпуклостей, но и изгиб в талии. Тётушка, хотя и почти такого же роста, но обладает статной фигурой, которую несколько портит (сейчас, вспоминая всё это, сознаю), хотя и большой, но почему-то кажущийся плоским зад — не оттопыренный, а малость отвислый. Больше же всего мой взгляд привлекает моя родная мамуля: маленького росточку, но весьма плотная и притом с чрезвычайно округлыми очертаниями во всём: в переходе от шеи к плечам, в самих плечах, в талии и бёдрах. Я себя даже ловлю на маниловской мысли: вот было бы хорошо, если бы к статности Татьяны Николаевны добавить гибкость в талии Марии Александровны и Лики, да ещё бы мягкость очертаний моей родной мамочки.
Вот с ней-то у меня малость времени спустя приключается казус. Когда приходит время обеда, я, выйдя из своей комнаты и побежав по коридору неожиданно натыкаюсь на неё и ещё более неожиданно для меня самого, кидаюсь обнимать и целовать её.
— Что с тобой? — восклицает она, отбиваясь от моих ласк. — Ты что, спятил?
— Дорогая мамочка, ты не знаешь, какая ты красивая! — заверяю я, не прекращая поцелуев.
— Откуда ты это взял? Да и что ты в этом понимаешь?
— Представь себе, понял, когда подсматривал за вами, купающимися!..
— Подсматривал?... Да ты с ума спятил!... Как можно?...
— Выходит, что можно... Ухитрился... и убедился, что ты самая-самая красивая!..
Высказав всё это и ещё раз поцеловав, я беру её за талию и веду к лестнице, ведущей на улицу, а когда мы начинаем спускаться по ней, неожиданно притягиваю к себе и снова целую — в губы, шею, выглядывающие из-под верха платья округлости грудей, поддерживая при этом их снизу ладонями.
— Да ты что, с ума рехнулся! — смеясь, пытается она оттолкнуть меня. — Ты хочешь, чтобы мы упали и разбились?... Что это на тебя нашло?..
— Я вспомнил, как ты меня целовала всего, когда купала меня, маленького...
— Эко чего вспомнил!... Да перестань же!..
Внизу кто-то хлопает дверью, я получаю от маман такой сильный толчок, что с шумом, перескакивая через ступеньки, пролетаю лестничный пролёт и оказываюсь перед... Ликой, удивлённо взирающей на меня и на спускающуюся вслед за мной маман, раскрасневшейся и с горящими глазами. Этот её недоумённый взгляд я чувствую на себе в течение всего обеда.
Не зная, что он может означать, я чувствую себя довольно неловко и, чтобы скрыть это, то и дело за надобностью и ненадобностью обращаюсь то к маман, то к Кате, сидящими по обе стороны от меня, касаясь при этом то локтя, то, опустив ладонь под стол, бедра каждой из них.
Когда, покончив с едой, я поднимаюсь со стула, маман спрашивает меня:
— Ты куда сейчас?
— В библиотеку.
— Что-нибудь интересное читаешь?
— Да.
— Купера или Майн-Рида?
Я наклоняюсь над ней и, опёршись одной рукой о спинку её стула, а другой — о мягкое бедро, шепчу на ухо:
— Нет, Казанову и Мопассана!
И убегаю.
Однако и на сей раз погрузиться в ночное приключение юного Джакомо с двумя подружками его возлюбленной Анджелы мне не удаётся. Дверь открывается, и входит... Лика. Я, словно застигнутый врасплох воришка, моментально закрываю томик, собираясь вскочить, чтобы поставить его на место, но она удерживает меня на месте и спрашивает:
— Так это правда?
— Что? — в свою очередь спрашиваю я, неудачно пытаясь не дать ей взять книжку из моих рук.
— Лидия Сергеевна настолько оказалась поражена тем, что услышала от вас, что поделилась этой новостью с нами...
— С кем это, с вами? С Верой и Олей тоже?
— Ну, я уверена, Вере с Олей имена Казановы и Мопассана ещё ничего не говорят.
— А что они говорят вам?
— Ничего хорошего.
— А вы читали их?
— Зачем? И мне удивительно, как можно в руках держать такую грязную вещь?
— Но это не я сюда её принёс... Как, по вашему мнению, она здесь могла очутиться?
— Не знаю.
— Я уже спрашивал об этом вашу маму...
— И что она сказала?
— Что наверно это было увлечение её старшего сына.
— Саши? Не может быть!
— Почему же? Чтение очень завлекательное... Начнёшь — трудно оторваться... Да вы попробуйте сами!
С этими словами я опускаю томик в карман её. К моему удивлению, Лика не возражает, только произносит, покачивая головой:
— Вот уж не думала... Такой маленький и уже такой испорченный...
— Это вы обо мне, или о моём тёзке и вашем брате?
— Что с него взять? Его уже нет в живых...
На глазах у неё выступают слёзы, она пробует усушить их, отвернувшись от меня, а я, дотронувшись до её плеч, говорю, как бы в утешение:
— Да, жаль, что нам с моим братом не довелось с ним быть знакомыми. Думаю, человек он был не просто жизнерадостный, а любвеобильный, и общение с ним было бы весьма и весьма любопытным...
И совсем уж осмелев, я разворачиваю её лицом к себе и пытаюсь дотянуться губами до её лица. Она приходит в себя, отталкивает меня и наносит мне увесистую оплеуху:
— Гадкий мальчишка!... Что ты себе позволяешь?
— Гадкий, говоришь, — слышим мы, одновременно оборачиваемся на голос и видим входящую хозяйку. — И что же он себе такого позволяет?
Лика, ничего не ответив, молча проходит мимо неё и выходит в коридор. А я, не зная куда себя деть, остаюсь стоять, держась пылающую щёку.
— Так что тут произошло? — продолжает любопытствовать её мать.
— Видите ли, Мария Александровна,... — запинаясь, произношу я, не зная, что сказать.
— Вижу мальчика, которого, несмотря на все его странности и вывихи, считала довольно милым, но физиономию которого моя дочь подвергла заметному физическому воздействию... Что же могло вывести её из себя? Могу я знать это?
И всё это произносится строгим и, пожалуй, суровым тоном, а в глазах искрятся какие-то огоньки... Вроде бы гневные... А, может быть, и нечто иное... Но что именно?
— Что вы на меня уставились своими наглыми очами? — продолжает вопрошать она.
— Заворожен, — нахожусь, что ответить, я, беря её за руку. — Не могу оторвать их от вас!
— Это что же такого вы во мне необыкновенного приметили?
— Не пойму, то ли вы пылаете праведным негодованием, то ли вас снедает нездоровое любопытство...
— Любопытство, да ещё нездоровое... Ну и воображением наделила вас природа!
— Вы ... Читать дальше →