Анька. В бегах

(отрывок из романа-антиутопии).

... Анька выпрыгнула из автобуса на серый, растрескавшийся асфальт, освещенный прожекторами, и с трудом удержала равновесие на своих каблучищах. Все-таки шпилька в пятнадцать сантиметров не предназначена для околоспортивных упражнений. Следом за ней выбрался Саня и прижался к названной сестре, как маленький, хоть и был почти одного роста с ней в своих кроссовках.

Площадку, на которую из автобусов сгружали свезенных «ликвидаторами» люмпенов, окружал высокий, метра в три, двойной забор из частой металлической сетки. По углам, на сваренных из стальных труб мачтах, горели прожектора, заливая белым, неприятным для глаз светом каждый сантиметр асфальта. В сумраке заканчивающейся ночи, за сеткой, виднелись силуэты охранников с длинноствольными автоматами наизготовку. И — где-то далеко, надрывно и злобно лаяли собаки.

Анька поежилась, в тонкой курточке на голое тело, в короткой юбчонке значительно выше колен сейчас было довольно прохладно, а одеться потеплее и потщательнее «ликвидаторы просто не позволили. Стоящий рядом Саня обхватил ее за плечи рукой, то ли согревая, то ли опасаясь, что их разделят прямо здесь.

Вслед за ними из автобуса вышли еще чуть больше сотни человек, взятых в их квартале, из соседних домов, да еще и подсаженные в пути, когда у «ликвидаторов» сломались сразу два автобуса в колонне, и пришлось срочно, прямо на дороге, распихивать народ в оставшиеся, уже не учитывая никакие писанные нормативы.

Автобус, в котором они приехали, был последним в колонне, и пришлось долго и нудно ждать на стоянке, пока приемщики разберутся с люмпенами с предыдущих. Окна в автобусе были наглухо закрыты, да еще и загорожены специальными, приваренными снаружи щитками, духота стояла необыкновенная, но люди молчали и совсем мало двигались, рефлекторно стараясь не привлекать внимания даже в компании себе подобных. Большинство вынужденных пассажиров было молодо и зелено, в такую переделку попадали впервые и заранее уже не ждали для себя ничего хорошего, наслушавшись от старших, живущих рядом, справедливо страшных рассказов про дела «ликвидаторов» и их отношение к люмпенам.

Когда из автобуса выбрался последний, и «ликвидаторы» педантично проверили салон — а вдруг кто-то спрятался под сидениями? — над переминающимися с ноги на ногу людьми зазвучал равнодушно повелевающий голос: «Внимание! Сейчас откроется дверь и вы медленно, по одному, пройдете на место сортировки. Запрещается бежать, прыгать, делать резкие движения. Запрещается курить, оправляться, ложиться на землю и спать. За вами ведется постоянное наблюдение. Охрана имеет право применять оружие на поражение без предупреждения».

Маленькая калиточка приоткрылась прямо в сетке забора, за ней начинался узкий коридор из толстых металлических прутьев. Поглядев на него, Анька вспомнила, что точно по такому же, но только гораздо ниже, выгоняли в цирке на аренду хищников. По спине, крупными мурашками, пробежала дрожь. «Что ж это — и нас, как зверей, погонят?»

На другом конце коридора проходящих встречала пара вооруженных «приемщиков» с автоматами наизготовку, и еще один — безоружный, но с ручным детектором металла, быстро проводящий досмотр. Однако, скорость прохождения резко падала, стоило только приборчику издать звук. Автоматчики отступали на шаг, безоружный просто-таки отпрыгивал, и тут же откуда-то сверху, через динамики раздавалась резкая, оглушительная команда: «Медленно вытащить и положить на землю металлические предметы, отойти на три шага, сесть на землю спиной к «приемщикам». К сожалению, у большинства привезенных в карманах были монетки, на руках часы, многие сохранили еще и карманные телефоны, калькуляторы, а кто-то, совсем уж предусмотрительный, прихватил аж плоские консервные банки. И все это безжалостно выгребалось при проходе через коридор и складывалось в сторонке на широком металлическом столе.

Анька с братом прошли «приемку» чисто, ручной детектор не среагировал на фольгу в паре пачек сигарет и на разовую зажигалку. И мальчик с девушкой, в числе первых из последнего автобуса, оказались в гулком, бетонированном тоннеле, высоком, серовато-мрачном, хоть и ярко освещенном. «Ань, я понял, — шепнул ей на ухо Саня. — Это ж стадион, я тут был пару раз...»

Он оказался прав.

Футбольное поле, когда-то зеленое и ровное, было разделено на несколько десятков клеток, сооруженных из металлической сетки, приваренной к загнанным в землю стальным балкам. В каждой клетке стояло и сидело по сотне с лишком людей, одетых разнообразно и совсем не по сезону. В ярких лучах прожекторов, заливающих все поле беспощадным, слепящим светом, Анька разглядела и девушек в шортиках, и парней в одних только футболках и трусах, кое-кого из них украшали синяки и кровоподтеки, но были здесь и люди постарше, одетые основательно, видимо, не первый раз попадавшие в «чистку». Но они держались от растерянной, угнетенной молодежи особняком.

Иногда к маленьким калиткам, устроенным в сетках, подходили вооруженные «приемщики», кого-то выкликали и уводили с собой, в помещения под трибунами. Позже кто-то возвращался, кто-то нет. Но это предутреннее движение было вялым, не привлекающим внимания, каким-то утомленным и рутинным.

Пока еще не уставшие стоять, Анька, Саня, Варлам и Сема сгрудились в своем отсеке вместе с сотней таких же молодых и глупых мальчишек. Девчонок среди них было мало, наверное, с десяток. В основном люди молчали, лишь изредка тут и там в маленьких группах, на которые они разбились, возникали резкие, нервные перепалки, обрывавшиеся так же внезапно, как и начинались.

Анька почти сразу, как они попали в клетку, заметила болезненное выражение лица Семы, а потом сообразила, что тот просто пытается справиться с мочевым пузырем, гримасничая и переминаясь с ноги на ногу. «Вот это дела, — подумала девушка, — у него и дома-то так бывало, чуть что, и в сортир, особенно после водки, и как же с этим тут быть? Вряд ли кто выпустит в сортир... значит...»

— Саня, — тихонько позвала Анька, — слышь, передай соседям по цепочке, что вот в углу, где посвободнее, будет сортир, чтоб всем под себя не гадить. Пошли, Сема, мы тебя от «приемщиков» прикроем, поссышь...

Так и сделали, аккуратно, не спеша, переместившись в уголок, как бы подальше от света, окружив с помощью соседей Сему плотным кольцом. Анька каблучком выковыряла в земле маленькую ямку, нервно посмеиваясь, что теперь освоила профессию и ассенизатора. Спустя некоторое время, оказалось, что не один Семен мучился такой проблемой, следом в уголок потянулись и другие. Анька шикнула на товарищей по несчастью, что не создавали сутолоки и не рвались к «удобствам» все сразу, привлекая внимание наблюдающих за порядком часовых. И простое до сего момента бытовое действо превратилось в настоящую, захватывающую игру, с перешептываниями, подмигиванием, осторожными перемещениями, прикрытием отсутствующих. Может быть, Аньке и показалось, но всё это отвлекло мальчишек, согнанных в загон от мрачных мыслей, чуток развеяло подавленное настроение. Ну, что же, люди, занятые, пусть и таким, делом, меньше подвержены депрессии даже в подобных обстоятельствах.

Потом пришел от соседей тихий разговор, мол, какая-то девка просит, чтоб ее женщины прикрыли, не может при мужиках...

Когда Анька, как-то незаметно взявшая на себя роль лидера, которому до всего есть дело, пробилась опять в угол, там стояла в окружении шести девушек совсем юная парочка: он, хрупкий блондинчик лет пятнадцати, чистенький, даже, кажется, с носовым платком в карманчике отглаженных брюк, и она, еще моложе, вся аккуратненькая, испуганная. «Ты не будь дурой, — посоветовала Анька, — не на курорте, вот сейчас-то мы поможем, а дальше как? Привыкай, что это делать надо просто... « Но девочка краснела, переминаясь с ноги на ногу, и даже пускала слезу, ей сделать это так просто было очень трудно.

Анька поймала себя на мысли, что ей не только не жалко юное, стыдливое создание, но эта неуместная, ...