Разбитый телефон

Всё не то, чем кажется...
(Конфуций)

Едва я расположился на своем месте, в купе вошел мужчина лет тридцати пяти крепкого телосложения и представился Алексеем. После знакомства, как водится, поговорили о погоде, о дороге, и через час Алексей, достав бутылку коньяка и кое-какую закуску, предложил выпить за знакомство.

В России поезда сближают попутчиков. Иной раз, в пути люди, совершенно незнакомые друг с другом, рассказывают о себе больше, чем рассказали бы близким друзьям. Разъезжая по стране, я выслушал множество разных историй, трагических и веселых, которые помогали коротать путь. Вот и сейчас мне показалось, что Алексея что-то гложет, а под выпивку он хочет просто отвести душу. Я не отказался, и к концу бутылки он рассказал мне свою историю, которую дальше я передаю словами Алексея.

Рассказ Алексея

Все случилось из-за разбитого телефона: я уронил его в аэропорту, и поэтому не смог предупредить жену, что прилетаю. Я три месяца сидел во Владивостоке, где открывал филиал своей небольшой фирмы. Все это время я безумно скучал по своей жене, но дела не давали возможности вернуться домой даже ненадолго. В тот день вышел из больницы мой заместитель, и я, оставив на него все дела, добыл через пароходство билет и поехал в Аэропорт. Вымотавшись, большую часть пути до Питера я проспал, и в субботу вечером был уже возле своего дома.

Стремясь скорее увидеть Настю, я не стал ждать лифт, и, взбежав по лестнице, открыл дверь квартиры своим ключом. Меня никто не встретил, и я уже собрался окликнуть жену, но был остановлен каким-то шумом из ванной комнаты. Дверь туда была открыта, и свет, горевший там, освещал мужчину, стоящего спиной ко мне. Возле ванны было какое-то движение, которое я не мог разглядеть.

Подойдя поближе, я увидел все. Там стоял наш сантехник Азиз в грязной спецовке и бился пахом об голый зад моей Насти. Халат ее был откинут на спину, и Азиз вбивал свою плоть в раскоряченную жену словно в бесчувственную куклу. Моя любовь, воплощение нежности и чистоты, на моих глазах подставляла себя под грязного кобеля, чтобы утолить его похоть.

Пошатнувшись, я прижался к стене, чтобы не упасть: голова закружилась, на глаза упала пелена. «Вот и все», подумал я, «Теперь и я стал посмешищем» — я вспомнил, как Настя, смеясь, рассказывала, как наш сантехник ублажал одиноких дам и похотливых жен в нашем доме. За такое «устранение протечек» он получал щедрые чаевые, как оказалось, в том числе и от меня. Судя по всему, я подоспел к самому финалу: Азиз прижался к Насте и, дергаясь, застонал. Настя, словно очнувшись, закричала:

— Нет! Нельзя в меня! — и стала пытаться, вылезти из-под него. Но, прижатая к ванне, не могла этого сделать, и, смирившись, завыла от безысходности так, как я никогда от нее не слышал. Наконец, Азиз вынул свой член, вытер его об Настин халат и, заправляя ширинку, обиженно буркнул:

— Не давала резинка — значит можно. Настя разогнулась и, поворачиваясь, увидела меня. Полными ужаса глазами она смотрела на меня, пытаясь что-то сказать, и, наконец, выдохнув:

— Лешенька, — сползла на пол, прислонившись спиной к облицовке ванны. Между раздвинутых ног жены было видно, как из влагалища вытекает белая муть. Пока я стоял, как истукан, Азиз слинял из квартиры, и Настя, растерянно глядя на меня, попыталась прикрыть ноги халатом.

— Все кончено! — Бросил я ей и направился к выходу.

— Леша! — Пытаясь встать, истошно закричала Настя мне вслед.

Бродя по улицам, я пытался понять, что я делал в нашей жизни не так, почему она выбрала самый обидный для меня вариант измены, даже если ей так уж хотелось секса. Неужели, не могла вытерпеть без этого три месяца?

Набить морду Азизу? А смысл? Как и любой одинокий мужчина, он пытается избавиться от спермотоксикоза, хотя бы на пожилых дамах, вдовах и блудливых женах. Я любил Настю, мне казалось, что и она меня любит, но так жестоко ошибаться в самом близком человеке... Как я мог? Как могла она?

Побродив часа два, так и не найдя ответа, я купил новый телефон и, выпив в закусочной стакан водки, поплелся домой. Зайдя на кухню, выпил еще водки и, не раздеваясь, пьяный, завалился на диван. В полусне я чувствовал, что меня раздевают и накрывают чем-то теплым. Под утро, проснувшись, я встретился глазами с Настей — она сидела на стуле возле меня, темные круги под глазами и осунувшееся лицо показывали, что она не спала всю ночь:

— Я не буду оправдываться, потому что мне нет оправдания. Я сама себя презираю. Если ты выгонишь меня, я сейчас же уйду. Только знай, что никто не будет любить тебя больше, чем я.

— О какой любви ты говоришь? Разве можно любить одного, а подставлять свою дырку другому? Ты нарочно издеваешься надомной?

— Я не подставляла, то есть, я не знаю, как это случилось со мной. Вчера на дне рождения у Верки выпила слишком много вина. Я не хотела, но Веркин брат, Мишка, все подливал и подливал, напрашиваясь в гости. Пока танцевали, наприжимался так, что пришла домой сама не своя. Потом зашел Азиз, которого я вызывала еще с утра из-за протечки крана в ванной, а дальше я сама не понимаю, что со мной было. Ему откликнулось мое тело, а не я. Я вообще ничего не соображала, очнулась только когда увидела тебя.

Ты сам сделал меня такой, жадной до любви. Ты часто уезжал, вынуждая меня подолгу ждать тебя, и любил меня потом по несколько раз за день до следующего отъезда. Если бы не вино, ничего бы не было. Я изменила тебе в первый и единственный раз.

— Послушай меня, мы с тобой живем уже три года, и я был уверен, что у меня надежный тыл. Но ты предала меня с потрохами. Мы с тобой откладывали рождение ребенка, потому что я часто в разъездах, а тут ты принимаешь в себя семя своего любовника, над жертвами которого сама же смеялась. Теперь можешь посмеяться и надомной. В общем, так: завтра подаем на развод, послезавтра я улетаю обратно, можешь пока жить здесь или отправляться к своему Азизу. Можешь трахаться с ним сколько угодно — теперь мне это безразлично. Приеду — оформим развод.

На следующий день мы подали заявление на развод, а вечером я привел домой проститутку. Приятель, порекомендовавший ее, гарантировал отсутствие болезней, и судя по цене, этому можно было верить. Надо было сбросить напряжение, накопившееся за три месяца, и я грубо драл ее всю ночь, вымещая на ней всю злость, накопившуюся во мне.

Под утро, собравшись в туалет, я столкнулся в коридоре с Настей. Она смотрела на меня, прижав кулачки ко рту, и слезы, стекая по щекам, капали с рук на мокрую ночную рубашку. От жалости у меня сжалось сердце. Это хрупкое беззащитное существо, доставившее мне столько горя, по-прежнему вызывало у меня бурю чувств. Еле сдержавшись от того, чтобы обнять ее, я прошел мимо.

— Кто та женщина, что проплакала всю ночь у двери? — Спросила проститутка, когда я вернулся в постель.

— Уже никто.

— У вас любовь, что ли?

— Тебе не понять.

— Зря ты так. Каждая женщина знает, что такое любовь, только не каждой она достается, и еще реже остается с ней надолго. За что ты так с ней? Изменила тебе?

— Да.

— Дура! Мужик ты видный, и если ты драл ее так же, как меня, что же ей не хватало?

— Спроси у нее.

— Слушай, давай я тебя познакомлю с одной женщиной, у нее история, похожая на твою: муж загулял. Будете лечить друг друга.

— Не надо.

— Значит, любишь. Послушай мой совет: не бросай ее, считай, что ты ей уже отомстил со мной. Любовь не всем достается, а вам она обоим досталась.

— Сами разберемся.

На следующий день я улетал во Владивосток. Настя, стоя у порога, с надеждой смотрела на меня, ожидая каких-то слов. Я сказал «Пока» и уехал.

Спустя три месяца я летел тем же рейсом обратно в Питер. Владивостокский филиал при пароходстве работал стабильно, и мое присутствие там было ненужно. Эти три месяца я не находил себе места, и от депрессии меня спасала только работа. Я все так же любил Настю,...