Лала. Часть 2: Фантасмагория

людей. Несмотря на весь сюрреализм ситуации некоторые лица показались девушке знакомыми. Это были друзья детства, родственники, приятели родителей, соседи... Вот только никто из них, к счастью, не подавал вида, что знаком с Лалой. Все они смотрели на помост, гомонили между собой и чего-то ждали.

За мгновение до того, как взгляд Лалы уткнулся в деревянный пол, она успела заметить, как по лестнице на помост поднимается уже знакомая ей двухметровая фигура мускулистого гиганта в мешковатом балахоне.

На этот раз его так предательски манившее женский взгляд тело было скрыто плотной серой тканью, подпоясанной широким ремнём. Зато на голове больше не было никакого мешка, и ничто не мешало рассмотреть его поросшую грубой чёрной щетиной огромную бычью морду.

Шумно выдыхая из раздувающихся ноздрей воздух и гулко топая по прогибающимся от его веса доскам, Бык подошёл к Лале вплотную. Он положил свою тяжёлую руку девушке на затылок, как делал недавно, пока она ему отсасывала. Ухватив сильной пятернёй за волосы, он легонько потрепал её, не желая причинить боль, но демонстрируя свою власть над ней.

Затем под одобрительный гул публики он не спеша расстегнул у себя на поясе застёжку, и она со звоном брякнулась на пол. Широкий конец толстого тёмно-коричневого солдатского ремня оказался в крепкой мужской руке, а отливающая золотым блеском массивная медная пряжка со звездой оказалась возле стоп своего хозяина.

При виде этого у Лалы подступил ком к горлу. Дело в том, что в глубине подсознания её действительно уже много раз посещали фантазии относительно солдатского ремня и её нежной попки. Это началось в тот день, когда она как-то вечером в выходной плюхнулась дома на диван и стала наугад переключать каналы по телеку.

По одному из них шёл нашумевший в своё время фильм про те самые «50 оттенков». Она застала эпизод, когда Анастейша после долгих колебаний и сомнений решилась принять от Грея самую первую порку. Раздевшись догола, она заняла место на специально предназначенной для этого скамье в его пресловутой «красной комнате». Тело и голова девушки располагались на горизонтальном ложе, босые ноги стояли на полу, а её гладкие оголённые ягодицы оказались выпячены в сторону мужчины, державшего в руках кожаный хлыст. Грей неторопливо и со знанием дела обрабатывал им попку юной Анастейши. А она лишь морщилась, вздрагивала и на мгновение отрывала от скамьи подбородок, принимая нежными булочками его болезненные шлепки...

Совершенно неожиданно эта сцена взбудоражила сознание Лалы. Она снова и снова прокручивала её в голове. Сначала ей почему-то хотелось просто ещё раз понаблюдать чужую порку со стороны под новым ракурсом. Потом появилось желание ощутить своей голой попкой обжигающие удары кожаного ремня. Она даже подошла к шкафу с одеждой мужа и долго держала в руках несколько штук, пытаясь представить, как шлепки каждым из них могли бы ощущаться на её ягодицах.

Но Лала никогда и ни с кем не делилась этими фантазиями, поскольку очень стеснялась их. Однако, похоже, здесь это всё не было ни для кого секретом. Несколько раз бряцнув по полу, начищенная медная пряжка медленно поползла вверх, пока не поравнялась со спускающимся свободным концом солдатского ремня. После этого огромная мужская длань ухватила ремень за концы и подняла. Их место заняла теперь упавшая вниз массивная петля из толстой, блестящей с внешней стороны кожи.

Выглядывающие из-под полы балахона мужские ноги, прогибая под собой доски, медленно зашагали. Мускулистый гигант неспешно обошёл конструкцию с зафиксированной на ней девушкой и оказался теперь напротив её выставленной кверху попки. Держа приготовленный для порки ремень в правой руке, он всё так же неторопливо приподнял подол халата и закинул его Лале на спину, оголив её булочки.

— Всыпь ей!

— Да! Вжарь!..

— Подрумянь как следует!..

— Выпори сучку!... — стали раздаваться советы со стороны оживившейся публики.

Лала понимала, что кричать, плакать, ругаться и звать на помощь бесполезно — он теперь всё равно уже выпорет ей попу. Но и как следует себя при этом вести, она тоже не знала, ведь раньше её никто никогда не порол. Страх, стыд и унижение от публичного наказания смешивались с любопытством, возбуждением и предвкушением чего-то волнующего, необычного и неизбежного.

Громко сопя ноздрями, Бык никак не реагировал реплики из толпы. Он лишь внимательно вглядывался в подставленные для наказания полупопия. Девичий анус хорошо просматривался меж немого раздвинутых булочек и то и дело чуть поигрывал, выдавая волнение жертвы перед поркой. Он то почти расслаблялся, то вновь сжимался в тугую розовую звёздочку.

Несколько раз взмахнув и щёлкнув в воздухе ремнём, Бык встал поудобнее и начал пороть Лале попу. Его замахи со стороны выглядели устрашающе, ремень взмывал высоко вверх, присвистывал и звонко припечатывался к мягким оголённым половинкам, отскакивая от них. Но на деле он обжигал девичий зад не слишком сильно. Мускулистый здоровяк чётко знал своё дело: его целью было не причинить физические страдания, но пристыдить наказуемую, демонстрируя окружающим власть над ней вообще и над её голой попой в частности.

Громкие и звонкие щелчки ремня по нежной обнажённой плоти раздавались далеко по округе, будоража и заводя публику. Удары кожаной петли прилетали поочерёдно то на левую, то на правую булку. Постепенно в местах этих горячих поцелуев кожа на попе становилась розовой. Лала стояла раком, зафиксированная на станке, и смиренно принимала своим мягким местом заслуженное наказание.

Ей никто не сказал, за что её сейчас будут пороть, и она сама поначалу понятия не имела, чем заслужила такую немилость. Но с каждым новым обжигающим шлепком ремня по голой заднице сознание как будто просветлялось, и едва уловимые на первый взгляд причинно-следственные связи становились вдруг вполне очевидными.

Как ни странно, но эта публичная взбучка действительно ставила многое по местам и весьма эффективно распутывала плотные «колтуны» в сознании обезумившей от похоти и потерявшей всякий стыд молодой особы. Вероятно, по этой причине в старые времена им регулярно и устраивали подобные профилактические секуции.

Даже в самых уважаемых купеческих семьях было заведено раз в месяц в одну из суббот приглашать в дом специально обученных гувернанток. Они уединялись в комнате поочерёдно с каждой из взрослых, но незамужних пока дочерей. Уложив воспитуемую лицом вниз, оголяли ей мягкое место. Затем одна из прислуг держала её за руки, другая — за ноги, а третья некоторое время секла попу берёзовым прутиком до образования характерного узора из розовых полосок. Иногда эту экзекуцию проводили даже в присутствии всех членов семьи.

Мало-помалу порка попы самой Лалы набирала силу, и кожаная петля всё горячее целовала розовеющие на глазах половинки. Девчонка сжималась и ёжилась в ожидании очередного шлепка. А получив его, жмурилась и тихонько поскуливала, закусив губу. Жар от очередного щелчка солдатским ремнём по таким мягким булочкам поначалу казался невыносимым, но тут же разливался вполне терпимым теплом по всему выставленному вверх заду.

Толпа ликовала и громко завывала в такт устоявшемуся ритму наказующих ударов широкого ремня по голому седалищу. Бык же оставался совершенно серьёзным. Глаза его налились багрянцем, он со знанием дела проводил воспитательную работу с филейными местами чересчур похотливой особы женского пола. Он порол её жарко, но не слишком сильно, давая бесстыднице время и возможность как следует поразмыслить о своём поведении.

Широкий ремень, гулко рассекая воздух, впечатывался в оголённую задницу с раскатистым щелчком, а затем пружинил и отскакивал от упругой девичей булки, заставляя её при этом трястись словно желе. Потом, повинуясь сильной мужской руке, снова взлетал вверх и обжигал звонким скользящим прикосновением уже другую нежную половинку.

Попа у Лалы пылала огнём. Изрядно отшлёпанные ягодицы горели, будто их посыпали ...  Читать дальше →