Твоя ли только — или... ? Глава 1 (продолжение серии «Только твоя, любимый, только твоя»)

«Как обычно... все как обычно. « — подумалось Марине в тот самый момент, когда ее благоверный, жалковато скривив лицо, конвульсивно задергался в приступах оргазма.

Член, опостылевший ей за вот уже почти четыре года совместной жизни, был все так же зауряден, как, впрочем, и его обладатель. Зауряден во всем. Полувялый середнячок, достойный внимания лишь в те редкие мгновения, когда он полностью наливался — и проникал туда, где его, в общем-то, не очень-то и хотели. Но что ж тут поделать? Условности супружеского сожительства.

Вот-вот. Именно сожительства.

Называть... хм... совместное проживание на одних квадратных метрах со вчерашним студентиком прохладной жизни — а ныне ЯКОБЫ отцом ее ребенка — высокими словами, типа «семейная жизнь» или «супружеское согласие» Марина и не хотела, да и не могла. Ведь, чтобы двое имели право на хотя бы условное счастье, их так называемый «альянс» должен, по крайне мере, с этого самого, условного счастья начаться. Ну, хотя бы со взаимного удовлетворения. Ну, блин, хотя бы с разумной честности!

Но ведь — ни-ху-я. Пока супружец Мариночки пыхтел над нею, утверждаясь в праве владения как самкой (ну-ну...), так и ее половым расположением (ну-ну-ну...) — в соседней комнате блаженствовал младенческим сном ребеночек, зачатый вовсе не его семенем. Что, разумеется, было для быстренько окольцованного Мариночкой парня темной тайной...

«Наверно, пора... « — устало подумала Марина, перед тем как испустить скромное подобие вожделенного стона. Несмотря на абсолютную наигранность, ей, тем не менее, очень нравился этот периодический апофеоз их с «любимым» соития. Ей так нравилось, как одураченный ею по всем фронтам мальчик (ну не мужчина же!), успев выпустить пару жиденьких струек из своего стремительно теряющего крепость органа, удовлетворенно наблюдает за маской насквозь фальшивого наслаждения, которым Марина умело скрывала взаправдашнее презрение.

О, женщины, вам имя... а впрочем, колеса могучего локомотива истории давненько уже намотали на себя кишки такого понятия, как «мораль». Так что — селя ви...

— Звездочка моя... — отвалился в сторону от «звездочки» «герой-любовник», пыхтя совсем не по возрасту. — Классно было, моя хорошая... Тебе понравилось?

А вот это был второй любимый Маринин момент их случающейся близости. Так сказать, послевкусие первого унижения. Вот это вот щенячье «тебе понравилось?». На заре их отношений этот паренек ведь умел... умел ее трахать. Он умел кайфовать и от себя, и от нее, и от процесса — и от того, что тогда она и впрямь было Его Девочкой. А сейчас?
А сейчас, словно с каждым днем слабея от ядовитой подлости, которой сполна опоила его Марина, он совершенно утратил все те качества, которые Марина ценила в самцах.
Настоящих. С большими, пульсирующими членами. Со здоровенным яйцами, которые гудели от густого, плодородного семени. С грубыми, накачанными телами. Надменными самоуверенными выражениями лиц.

И взглядом...

Марина уже давно не испытывала ни малейших сомнений в определении потенциала мужчины по его взгляду. Это взгляд проникал в нее гораздо раньше его феромонов, голоса и члена. Этот взгляд словно нес непобедимую энергию первобытного желания...

Желания обладать.

Мариночка, красавица, куколка, умничка, лапочка и зайка — была для обладателя такого взгляда просто очередной самочкой. Он видел в ней лишь красивые ножки, округлые бедра, круглую попочку, упругую грудь, чуть наивное, нежное личико, пухлые губешки, вздернутый носик...

И — полный взаимного, животного желания взгляд молоденькой, фертильной самочки, чьи трусики уже пропитались влагой из стремительно влажнеющей, розовой писечки.

Именно таким был Он...

Нет... Он был вовсе не таким... Он был лучшим из всех.

Каждый раз, когда Марина ласкала пальчиками свою девочку, сжимала свои аккуратненькие, упругие сисечки с твердыми сосочками, она — из всей череды разнокалиберных партнеров, которые у нее были за все это время — представляла именно Его.

Она вспоминала тот самый — единственный — вечер на морском берегу. Его идеальное, покрытое буграми точеных мышц тело. Его большой, просто огромный член, обвитый толстыми венами, пульсирующий в такт биению Его сердца. Его здоровенные яйца, в которых было столько густой спермы, что это казалось невероятным.

И, конечно, Его взгляд...

Каждый раз, когда Марина бурно кончала в одиночестве, вспоминая ту волшебную ночь, в ее теле вспыхивали раскаленные искры пережитого блаженства, а в памяти разносились эхом слова, которые она тогда кричала прямо в полной мерцающих звезд, ночное южное небо...

* * *

«... Кончай в меня! Я хочу родить от тебя много деток! Хочу быть только твоей, мой родной! Хочу рожать только от тебя! Ты — мой единственный! Я — только твоя, любимый!! Только твоя-а-а-а-а-а-а-а!!! ...«

«... И он кончил. В то мгновение он вошел в нее так глубоко, что она чуть было не потеряла сознание от смеси боли и наслаждения — и, зарычав, принялся заливать ее жаждущую Его спермы матку потоками Своего семени.

В тот чудесный вечер они до самого рассвета трахались на морском берегу. Воздух вокруг им казался горячим, густым и влажным, как в парной. Тела их, покрытые потом и любовной влагой, скользили друг по другу, словно стремясь навеки слиться в этом танце первобытной страсти. Она навсегда стала Его. И навсегда присвоила Его себе самой.

Перед самым их расставанием, когда они — усталые, счастливые и влюбленные — уходили с того пляжа, Марина, в очередной раз, посмотрела на своего истинного возлюбленного. Тем взглядом, которым самозабвенно (и, порою, даже самоубийственно) влюбленные девушки одаривают Того единственного, с которым они познали подлинные желание, страсть и блаженство.

— Мы ведь больше не увидимся, да? — дрожащим от вновь разгорающегося возбуждения спросила Его Марина. — Больше никогда?

Он улыбнулся ей в ответ. Той улыбкой, от которой ее сосочки вновь затвердели, а по лепесткам ее нижних губок заскользили капли манящей влаги.

— Кто знает... — Его голос был бархатным, глубоким и нежным. — Может, нет. А может, я вновь увижу тебя голенькой, перепутав номера гостиницы.

Обстоятельства их первой встречи были столь необычными — и вместе с тем столь судьбоносными — что Мариша чуть смущенно зарделась. Но даже след мысли покинул ее светловолосую головку и перестал отражаться во взгляде изумрудных глазок, когда он нежно поднял ее подбородок — и коснулся горячим поцелуем ее пухленьких, нежных губ.

Этот поцелуй был долгим: таким, что казалось время вокруг не то замерло навсегда, не то, напротив, понеслось сумасшедшим темпом в бесконечность — туда, где ей так хотелось навсегда остаться с Ним.

Он отстранился от ее сладких губ — и она потянулась следом, поднимаясь на цыпочки, прижимаясь всем телом, лишь бы ощущать Его, лишь бы оставаться с Ним рядом.

— Звездочка моя... — в его устах это обращения звучало обещанием нового блаженства и ласк. — Так мы точно не успеем на автобус.

В это утро Он уезжал к себе — не то на Восток, не то на Запад — чтобы после и вовсе покинуть страну и укатить еще восточнее или еще западнее. И она тоже уезжала домой — в провинциальный городок, которого вполне хватало для ее амбиций, но который далеко не всегда мог утолить ее Желание.

И вот эта мысль — мысль о неминуемом расставании — пробудила в ней новую волну страсти. Но на сей раз уже с привкусом отчаяния. Что-то из разряда «если бы жить нам оставалось всего минуть десять» — или вроде того. Хотя, разумеется, ей бы хотелось, чтобы это было «если бы на планете остались лишь мы, вдвоем»...

Она всхлипнула. Вырвалось. Девочка все-таки...

— Моя маленькая... Девочка моя... — Он нежно и крепко сжал ее в объятиях. — Я хочу не отпускать тебя. Вообще никуда. И никуда от тебя не уходить. Но мы встретились... Черт, именно тогда, когда должны расстаться. Лирика... жизнь....