Воротынские и К... (быль)

Женщина, овладевшая мужским телом,
мечтает овладеть и всем его состоянием,
а мужчина, овладевший женским телом,
мечтает овладеть телами всех ее подруг
и знакомых женщин.

(автор)

Когда я прибыл на Тихоокеанский флот, и был назначен начальником химической лаборатории на одном из объектов химической службы флота, то вместе с молодой женой приехал на станцию Линда, где мне предложили одну из комнат в трехкомнатной квартире, где проживала семья одного из сотрудников ближайшего объекта. Тут же познакомился с соседями на площадке второго этажа дома, которые ранее здесь поселились, так как муж соседки капитан третьего ранга Воротынский был назначен начальником воинской части на этой же станции. Моя жена Людмила, двадцатилетняя шатенка с тонкой талией, стройными ножками, обворожительными широко открытыми глазами, еще больше открыла их, когда жена соседа Шурочка-непоседа, как между собой мы скоро стали ее называть, так как она крутилась в разные стороны, словно писала контрольную работу в школе.

Она вдруг юркнула в нашу дверь и, войдя в комнату, стала учить мою жену куда, что и как расставить, хотя ее об этом никто не спрашивал. Шурочка была среднего роста, ниже моей Людмилы, но старше ее на целых два года, что заставляло ее командовать нами, как малолетками, в младших классах пионерского лагеря. Шурочка с явно выраженными чертами лица, смахивающими на лицо татарки, которой она и оказалась, живо жестикулировала своими короткими ручками, подмигивая раскосыми глазками моей жене, которые она застенчиво опускала, глядя на меня. У нее была пухленькая грудь и солидные ягодицы, которые нередко были одним из предметов активного ухаживания за ней офицерами с объекта мужа.

Людмила, по сравнению с ней, выглядела стройной худышкой с прямым небольшим носиком, ушками-игрушками,, узкими губками, окрашенными легким тоном светлой помады и большой копной волос на голове. Ее иногда принимали за цыганку, но тут же убеждались в правильных чертах лица русской женщины, к тому же рожденной в Питере в семье русских поселенцев еще со времен Петра Великого. Она ходила так, что мужчины, прищелкивая языками, называли ее павой. Да, в ней было что-то от павлина, ибо всякий, кто попадался ей навстречу, вскоре останавливался и смотрел ей в след, что нервировало меня, и я, иногда, показывал смотрящему фигу. Людмила ругала меня за такое невежество, но походки своей не меняла. Когда я представил ее своей матери при первом нашем знакомстве, мать только поджала губы и тихо в сторону сказала: «Ох! И намучаешься ты с ней!». И я иногда вспоминал ее слова, видя, как некоторые мужские взгляды почти раздевают мою жену, проходящую мимо нас. Людмилу я увел у стареющего директора одного из трестов в Питере, у которого она работала секретарем-машинисткой.

Все говорили, что тот был ее любовником, так как одевал ее с иголочки самыми модными тряпками, а тут вдруг появился какой-то питерский курсант пятого курса и увел его радость и надежду в жены будущего офицера флота. Людмила была похожа на женщину Высшего Света, а тут какой-то курсант, с весьма красивым лицом и стройной фигурой, вдруг уговорил ее стать его женой и уехать на Дальний Восток. Родители ее, оба военврачи, ушли в первый же день войны в армию, а маленькую Люду соседи отвезли к бабушке на Урал, где она впоследствии и познакомилась с этим директором, у которого погибла семья в Питере во время бомбежки, и он больше не заводил семью, фактически удочерив прекрасную маленькую принцессу. Людмила была избалованной девочкой, так как самозванец папа украшал ее, как аленький цветочек, устроив ее в своем тресте секретарем-машинисткой. Впоследствии Людмила ни разу не изменила этой профессии, работая во многих воинских частях, и везде ее брали только в секретарши, так как считали, что красота должна быть на виду.

Когда в один из новогодних балов Людмилу замучили все желающие потанцевать с ней, вдруг наш адмирал подошел к ней, танцевал все остальное время, что-то говоря ей на ушко, на что моя жена отвечала небрежной улыбкой, показывая свои ровненькие белоснежные зубки. Но адмиралу не удалось подвезти ее домой на своей черной «Волге», так как Коля Воротынский быстренько упрятал нас в своем старом газике, и вместе со своей татарочкой отвез домой. За этот поступок Коля потом поплатился выговором за выявленные недостатки в его части, а мою, еще не построенную часть, похвалил, сказав, что строители хорошо работают. Люда потом пожаловалась мне, что Коля как-то на кухне прижал ее к стене и попытался расцеловать, но ее остренькая коленка, слегка приподнятой ноги тут же помешала ему. Он погладил ее по ягодице, но она отдернула руку и слегка ударила его коленкой в то место, которое мужики применяют, в крайнем случае, в борьбе или в целях защиты от нападающего.

Шура Воротынская психанула, и решила отомстить мужу очередной изменой. Она пошушукалась с моей женой, но та так удивленно посмотрела на нее, что соседка мигом отошла, прошептав «ненормальная». Но Воротынская не была из тех, которые успокаиваются на этом. Она как-то уловила момент, когда Людмила вышла в туалет, который был на улице, уперлась своей грудью прямо в мою щеку и прошептала; «Завтра, утром, часов в семь я иду в лес за грибами. Ты составишь мне компанию? Только инкогнито. Твоя не должна знать с кем идешь».

— Пойду, если тебе так хочется...

— Ты не поверишь, как хочется. Я сгораю вся от нетерпения...

— Ладно. Уговорила. Бутылку взять с собой?

— А что у тебя?

— На сей раз вино...

— Бог с ней. Бери. А вдруг пить захочется...

Едва на первом этаже стукнула входная дверь, как Шурочка подскочила.

— К семи жду тебя за колодцем, — и выскочила из квартиры.

Утром, когда моя жена убедилась, что дома, кроме нас никого нет, она посмотрела на меня таким пронзительным взглядом, словно увидела впервые и тихо произнесла:

— Ты завтра свободен?

— Если не вызовут, то да. А сегодня думаю сбегать за речку, видел как оттуда бабы ведрами грибы несут. Ты не против?

— Что ты! Грибы дело полезное. Нажарим и в бутыльке замаринуем... — оживилась она.

— А ты не составишь мне компанию? — небрежно спросил я.

— Я бы с радостью. В детстве мы их часто собирали. Но я буду занята. Тут мой начальничек работенку подбросил, обещал к обеду подъехать за бумажкой. Так что в следующий раз...

— Хорошо, любимая. Думаю, что к обеду я управлюсь. Так что жди примерно к часу дня...

— Хорошо, милый, — весело ответила она, и мне показалось, что она рада моей отлучке.

К семи часам я уже был у колодца. Там никого не было. Я сел на пень и закурил. Вдруг раздвинулись кусты, из которых вышла Шурочка. Она была в белой майке с чехлом от фуражки, шароварах, как у турок в бою под Синопом и тапочках на босу ногу. Я был в аналогичном костюме. Подошел, протянул ладонь, но Шурочка посмотрела в мои глаза так пристально, что стало понятно без слов, чего она хочет.

— Давай посидим вон за тем пеньком, — указала она пальцем в какой-то пенек на краю полянки. Мы пришли туда и тут я заметил, что кто-то еще до нас сотворил здесь из листьев и тонких веток ложе любви.

— Твоя работа? — посмотрел я в глаза Шуры, в которых стояли слезы...

— Я так хочу тебя, что нет сил стоять. Возьми меня на руки и отнеси на эту лесную постель...

— А нас не увидят?

— Нет. Здесь грибов нет. Все ринутся вон на ту сопку. Потом пойдем и мы, — ответила она, снимая с себя шаровары, майку и трусики. Перед мной оказалась весьма соблазнительная женщина, готовая лечь на лесную постель.

— Ну! Чего ждешь? — нахмурилась она.

Я быстро разделся и улегся на нее. Она тут же ухватилась за моего «Молодца» и потянула его в рот. Сосала она так, что может позавидовать самая искушенная женщина в сексе. Я лежал на ней в позе 69 и лизал ее сокровенное место, раздвигая в стороны рыжие волоски на лобке и ниже. Затем я начал ее сосать. Приятная истома начала окутывать меня и я понял,...

 Читать дальше →