Ликвидация

собачье, не ушко Анны.
«Сосредоточся, псина!» — очень близко и громко зарычали в моей голове. «Терпи и жди, у нас непредвиденные проблемы! Что-то мешает мне, какой-то оберег!» — и голос пропал, улетев в глубины моего сознания.
Я сосредоточился. Я очень сосредоточенно, медленно и умело стал мастурбировать член льва, нежно касаясь подушечками второй лапы его головки. Ривус мурлыкал громко, ерзая на ложе. Боги праведные, я не буду рассказывать подробностей этого задания никому. Я убью всякого, кто узнает об этом. Я...
Я почувствовал нечто внизу живота. Там было тепло, и с каждым движением моих лап все теплее. Я почувствовал то, к чему не «прислушивался» ранее — мокрые губы кошачьего... своего лона, которое набухло и стало слишком чувствительным от вида твердого львиного стержня. Боги праведные, это было приятно. Внезапно я понял, что Анна наклоняет мордочку к так любовно натираемому стволу. Я снова чуть не потерял концентрацию. Почему? Почему Арвур не прервет все, ведь мы сейчас ничего не сможем сделать?..
Мои губы открылись у самого кончика розового колпачка, а шершавый язык лизнул нежную плоть. Нет, я больше не могу, я не имею права мыслить от своего лица. Я буду холоден. Это всего лишь задание. Я убью эту тварь скоро, как только магистр справится с проблемой. Я... взял львиный член в рот, неглубоко и стал посасывать его, старательно упираясь языком в чувствительную выпуклость уздечки.
Ривус мурлыкал как трактор, ухватившись когтями в простыни. Мы с Анной приподняли глаза, взглянув на его полную блаженства морду и я понял кое-что. Черный амулет на его груди. Проклятый черный амулет. Проклятая моя лапа, которая проскользнула мне в трусы и бесцеремонно впилась в набухший бутон щели, начав быстро теребить и тревожить там всё. Я начал терять концентрацию от нахлынувшей волны удовольствия. Эта паршивая кошка была изощренной умелицей — голова моя ходила ходуном, обсасывая дрожащий член льва, а пальцы вошли в меня, яростно растирая, мучая, качая внутри тела. Внутри. Для меня, самца собаки, привыкшего вкладывать свой собственный алчущий член в лоно самки это было ново, неизведанно и непередаваемо словами. Пальцы Анны трахали мою плоть и я чувствовал их на внутренней стенке своего лона.
Наконец сладкая мука закончилась. Анна выпустила терзаемый орган самца и вскочила коленями на кровать, расторопно стаскивая с себя трусы. И сейчас я не паниковал, не упирался, не покрывал проклятиями лиса. Я желал покрыть блестящий покачивающийся из стороны в сторону жезл Ривуса. Мы оседлали боевого кота и, сгорая от желания, направили лапой член льва внутрь себя. Это было похоже на волну сладкого пламени, которая загорается внутри. Я ощутил как растягиваются стенки моего лона, благодарно принимая член самца и стал прыгать в первобытном танце, теряя голову. Что интересно, я не терял магическую концентрацию. Скорее наоборот, я начал терять что-то другое. Себя, свою личность. Я прыгал на члене льва, ощущая приближение чего-то неимоверно сладкого и горячего. Ривус открыл глаза и смотрел в мои. Он уже рычал.
Я рычал. Я рычала.
Пик наслаждения пришел сумасшедшей волной, которая заставила задрожать все мое тело, от ушей до кончика хвоста. Это было оглушающе, всепоглощающе, невыносимо. Мышцы влагалища забились в судорожном темпе, а я упала на грудь льва, даже не понимая что в данный момент он издает мощный звериный рык, наполняя меня своим горячим семенем изнутри.
«Ааааааррргхх... Вот так. Готово. Рви амулет!» зарычали в моей голове. Кто это? Чего он хочет от меня?
Почему в моих мыслях, плывущих от наслаждения, разговаривает голос неизвестного самца?...
— О. Ривус! Я обожаю тебя, мой зверь — нежно промурлыкала я, обнимая широкую грудь моего господина, не выпуская его пульсирующий орган из горячего мокрого плена своего тела.

****

Где-то далеко от этих волнующих событий, в темной келье секретного бастиона Отряда Скрытности одна перепуганная до смерти кошка лежала прикованной к деревянному столу. Это явно был страшный сон, потому что она ощущала себя собакой, к тому же в паху тяжелым непривычным грузом висел округлый кожаный мешочек.
Рядом, в синем магическом свете громко и безудержно хохотал старый лис в капюшоне, переодически сгибаясь от приступов кашля.