Свекольный этюд

не трусостью, а скорее решимостью.

— Вань, привет. Я у Вас. Я рубашку заляпал. Сейчас отстираю!

Ада одобрительно кивает, шепнув, чтоб я снимал рубашку, а сама тут же выходит прочь.

Я не знаю, что мне делать, я не могу прийти в себя, меня всего трясет, и от произошедшего и от неожиданного возвращения друга. Я стою как дурак, сжимая в руках испачканную рубаху и в надежде смотрю на дверь.

Она распахивается буквально через минуту.

— Порядок, — кратко кидает Ада, запирая дверь и принимает из моих рук рубашку. Я стою в стороне, глядя, как она, заткнув раковину, набирает в нее воду, мочит в ней мою рубашку и наливает в нее какое-то средство. — Сейчас замочим на пять минут, и я попробую отстирать, потом поглажу. Если не получится, Ванькину наденешь.

Она выключает воду, поворачивается ко мне, вытирая руки полотенцем, я замечаю в ее глазах уже знакомый мне блеск. Оставляя явное ощущение прикосновения, ее взгляд скользит по моей груди, на которой алыми пятнами засохли разводы свекольного сока. Женщина проводит по ним рукой (ее пальцы холодные и влажные), а потом наклоняется и касается кожи горячими губами. Она не то целует, не то слизывает с меня свекольные потеки, но я снова ощущаю пульсацию в брюках.

— У тебя уже было... с девушкой? — шёпотом спрашивает мама моего друга и голос ее заметно дрожит.

— Нет. — мотаю я головой.

— Я все сделаю сама, у тебя все получится. Ты ведь знаешь, как это бывает?

Пожимаю плечами.

— Если в процессе ощутишь что-то необычное, не такое как было до этого вытаскивай его из меня, понял?

Я кивнул. В животе у меня назревает взрыв адреналина, дыхание спирает, а ладони покрылись испариной.

Ада с одного бока приподнимает подол платья и быстро стягивает трусы, затем так же с другого бока, несколько движений коленками и белая тряпочка лежит у ее ног. Она переступает ее, босой ступней откинув трусики в сторону. Она рядом, почти вплотную, ее руки ложатся мне на грудь, слегка сжимая плоть, от чего кожа покрывается мурашками. Мы снова целуемся. Ее руки скользят ниже, по животу, и вот они уже на поясе, не прерывая поцелуй Ада расстегивает мои брюки.

Стянув их до колен вместе с плавками, Ада разворачивается спиной, прижавшись ко мне почти вплотную, и приподнимает подол платья, одновременно наклоняясь к раковине. Перед глазами мелькают два белых полушария ее ягодиц, кожа которых отличалась большей белизной от кожи ее рук и шеи, а потом женщина берет меня в руки и безошибочно направляет... Я погружаюсь в горячий, и скользкий от влаги туннель, стенки которого плотно обжимают меня вокруг. Ада начинает осторожно двигаться, и от этих движений я то полностью помещаюсь в нее, то выскальзываю наполовину. Мне нравится этот процесс.

— Теперь, сам — откуда то из пространства ванной комнаты доносится до меня ее голос. Она останавливается и замирает в ожидании и теперь я уже сам двигаю бедрами, вперед и назад. Ощущения необычные и приятные, немного печет там, внизу. — Возьмись за меня и держи вот тут, покрепче. Ее руки ловят мои, безвольно болтающиеся и кладут к себе на пояс. — Сожми сильно, не бойся! — шепчет она дрожащим голосом, от которого, мне вдвойне волнительнее.

Я делаю как она просит и Ада вскрикивает, но тут же откликается:

— Продолжай же, Не останавливайся. Ты все очень хорошо делаешь.

И я делаю, как она велела, испытывая при этом впервые в жизни неописуемые ощущения, пока она стирает мою белую рубашку, склонившись над раковиной, иногда резко прекращая свою работу и закусывая в зубах пальцы руки (я вижу это в зеркале), мне кажется, так она старается сдержать громкий стон или вскрик.

А потом я чувствую приближение того, о чем она говорила, какое-то чувство сравнимое с нарастающей, но очень приятной болью (мне не больно, но я не знаю, как иначе описать эти ощущения).

Задыхаясь, я сообщаю об этом Аде. Она сразу поворачивается ко мне, от чего я выскальзываю из нее, но тут же ощущаю там внизу аккуратное прикосновение ее холодных мокрых пальцев, а потом она опускается передо мной на корточки...

***

Светает.

Немногие из нас, самые стойкие, остались на реке встречать рассвет — давняя традиция на выпускном. Все пьяны, смелы, дерзки

Кто-то восклицает рядом:

— Вот и все, наконец, отучились. Теперь мы по настоящему стали взрослыми.

Я лежу на песке, подстелив под спину пиджак, и закинув руки за голову думаю о том, что я уже стал взрослым, на несколько часов раньше!...

А рубашка почти что отстиралась, лишь едва заметные бледно-розовые пятна на ней напоминают о том, как я стал мужчиной!