Мезальянс

Вне зависимости от того, насколько быстро я двигался в сторону кладбища, моим напарницам по спортивной гребле на постели обычно было около 18—20 лет. Однажды, правда, меня занесла нелегкая на фемину старше меня на два года. Конец истории был печален и предсказуем: этот внезапный фердибобель закончился полным браком. Поэтому во избежание дальнейших крутых поворотов на жизненном пути я стал холить и лелеять свою врожденную страсть к «комсомолкам и спортсменкам», и она расцвела пышным цветом, давая мне возможность до сих пор наслаждаться нимфетками в полном соответствии с действующим законодательством.

Чтобы не растекаться семенем по чреву, сразу отсеку воспоминания о состоявшихся мезальянсах с незначительной для меня разницей в возрастной категории — в 10—15 лет. Я лучше расскажу Вам историю любви, в которой я был старше ее на 26 лет, а моей избраннице было 19, и она была хороша. Не напрягайтесь: да, мне было тогда 45.

К моменту нашего случайного знакомства я уже был вполне сформировавшейся личностью: разочаровавшимся в жизни циничным мизантропом, охотившимся на диких курочек на бескрайних полях многочисленных сетевых ресурсов и вылавливающим бельдюг и простипом из мутной водицы увеселительных заведений, открыв для этих низменных, но приятных целей свой собственный ночной клуб.

В тот пятничный день у нас проходила индийская вечеринка. Набор восточных сладостей состоял из исполнительницы танцев живота, кальяна и полуживой музыки в исполнении странных дредообразных людей. Под звуки тамтама они извлекали что-то ритмично-заунывное из длинных труб, обращенных к полу. Я нарядился соответствующе: в узбекский халат и тюбетейку, которые приобрел на Ташкентском базаре несколько лет назад. На лоб прилепил красную каплеобразную пайетку, незаметно отодрав ее от живота танцовщицы, пока та курила в темноте.

Преобразившись таким образом в Радж Капура и распустив волосы а-ля «грязный рокер», я побрел по залу с кистями и красками наперевес. По собственному желанию я делал гостям бесплатный боди-арт, расписывая их под индийскую хохлому. Кто-то просил нарисовать паука на обнаженном плечике, кто-то цветочек на груди — никому не было отказа. Ну, кроме мужчин, конечно: тискать их — ни вообще, ни в процессе творчества — сильно не хотелось.

В пятом часу утра, прощупав десяток девиц разной степени опьянения и изведя изрядное количество специальной краски для нательной живописи, я собирался двинуть домой не солоно хлебавши. Заманить какую-нибудь старлетку к себе в логово в качестве натурщицы на этот раз мне не удалось.

Примостившись за барной стойкой, я попросил бармена налить мне выпить «на посошок». Вдруг ко мне подошла девица, которую я заприметил довольно давно: она пришла часам к двенадцати ночи со своей подругой и так классно отжигала на танцполе, что все время отвлекала меня от граффити на сиськах.

Девушка была уже без подруги и попросила скопировать ее замысловатый медальон, примостившийся в ложбинке между двух сочных грудей, перенеся его изображение на одну из них. Быстро оценив возможные перспективы тактильного наслаждения в процессе творческих мук, я передумал ехать домой и спустился с ней — не без труда — вниз, в уютный зал, где было поменьше народа.

Как выяснилось, она была под амфетамином. Я узнал об этом много позже, а в эту ночь я думал, что ее увлекла моя персона, а не мой странный наряд и блёсточка во лбу, как оказалось на самом деле. Девушка веселилась на дне рождения своей подруги, с которой и притащилась потом в клуб — благо, жила она недалеко. На вечеринке она сильно перебрала шампанского, и уже в клубе какой-то парень предложил ей закинуться. С этого все и началось.

Я ни о чем об этом не подозревал и раздувался от гордости, что меня не надо еще прислонять в тихом месте к теплой стенке, и что заинтересоваться мною можно естественным путем. Ее звали Марина. На самом деле ее звали по-другому, но фонетически она звучала именно так.

Я водил кисточкой по ее полуобнаженной груди, предварительно расстегнув ее рубашку насколько это было возможно — конечно, чтобы не запачкать краской ее одежду. Другой рукой я проверял упругость ее груди, как бы пытаясь определить, насколько она в будущем готова к материнству. С грудями у Марины все было в порядке: потом у меня была возможность неоднократно убедиться в этом. Красивые внешне и упругие на ощупь, правда, с несколько увеличенными ареолами сосков: я предпочитаю конструкцию поизящней.

Девушка невинно давала мне возможность наслаждаться ее упругостями и трещала без остановки. Иногда ее словоблудие было настолько интересно и познавательно, что я отвлекался от жима сисек в положении сидя и прислушивался к ее бреду. Вечеринка закончилась, и мы перебрались в приват-зал. Я отпустил сотрудников, которые расходились по домам и укоризненно качали головами. А мы с Мариной все говорили и говорили. Иногда взахлеб, перебивая друг друга, но чаще я просто слушал ее: она оказалась потрясающе интересной собеседницей, хотя сначала со мной разговаривал чистый амфетамин.

В результате мы проговорили почти девять часов кряду (!), Марина опоздала на консультацию по учебе, а я, жаворонок по натуре, выглядел под утро измученным козодоем. Но мне все же удалось раздеть ее до пояса и насладиться ее прелестными полушариями. У Марины сначала было удивленно-заинтересованное лицо, но потом все чаще стали проявляться следы сексуальной рефлексии: томно закатывающиеся глаза и частые стоны в мечтах о недостижимом.

Дело в том, что в эту ночь, как назло, у нее приехала бабушка на красном мерседесе. Этим объяснялись ее частые отлучки в сортир во время боди-арта и после. Израсходовав весь припасенный запас средств индивидуальной защиты, в ход пошла туалетная бумага из клубного туалета, а затем и бумажные полотенца. Когда Марина виновато добралась до хлопчатобумажных салфеток со стола, я понял, что нам пора на время расстаться. Каждый должен был привести себя в порядок: она принять душ, а я — хорошенько подрочить.

Перед разлукой я успел назначить ей второе свидание, которое она благосклонно приняла. Правда, Марина на него бессовестным образом опоздала на целых три часа, чуть не проспав судьбоносную встречу. Я грустно потягивал беленькую, сидя в пустом клубе, понимая, что, когда девушка протрезвела и пришла в себя, мои шансы на желанное соитие приблизились к нулю. Однако, Марина действительно проспала, и это было не удивительно, учитывая, что накануне она бдила более полутора суток.

Когда Марина испугано перезвонила, я уже был обижен, несчастен и пьян. Я заявил ей, что она может спать дальше или вообще катиться ко всем чертям — в общем, повел себя как настоящая капризная баба, что мне свойственно иногда.

Марина раскусила меня с первого же дня знакомства (как думал я), или сразу влюбилась в меня (как утверждала она). Но, как бы там ни было, девушка все-таки приехала ко мне с громадным опозданием (несмотря на то, что я фактически послал ее), за что я был ей безмерно благодарен. Через шесть дней безумных свиданий и умопомрачительных бесед, Марина переехала ко мне, где мы прожили вместе без малого четыре года — почти до самого окончания Медицинской Академии, в которой она училась на косметолога.

С первых дней наши сексуальные утехи внезапно натолкнулись на некоторое сопротивление с ее стороны. Во время традиционных соитий она выбирала такую модель поведения, которую я частенько наблюдал во время сплава бревен по реке: мне приходилось ее постоянно подталкивать багром. Но это были еще цветочки.

— В попу нельзя, потому что там какашки! — безапелляционно заявила мне Марина, когда я первый раз попытался войти в ее тело с заднего крыльца: видимо, по проктологии у нее была твердая «пятерка».

После отказа Марины от минета я стал догадываться, по какой причине нельзя, с ее точки зрения, сосать член. Это был тяжелый случай: мне попался дремучий пень, который только недавно вылез из-под шкафа сексуальных табу на свет божий. К тому же тело девушки ...