Возвращение в школу. Глава 2

Юлия Борисовна села, элегантно закинув ногу на ногу. Я в очередной раз подивился стройности ее ножек и поморщился от того факта, что чуть больше часа назад их лапал какой-то гандон из детского дома. Или я слишком строг в суждениях и Тютин изменился? Гадать не хочу, сейчас в любом случае все выяснится. Юлия Борисовна смотрела на меня своими большими голубыми глазами, наполненными теплотой, доверием и неким любопытством. Она сказала:

— Ну давай, рассказывай. Как Петербург, как учеба? В магистратуру пойдешь?

Во рту у меня пересохло. Да что это со мной, черт побери? Кашлянув пару раз, я ответил:

— Учеба нормально. Журфак живет, как говорится. Вот только журналистом я не хочу быть больше?

Она состроила удивленные глазки:

— Как не пойдешь? Как все что ли хочешь, в менеджеры?

Я слегка улыбнулся:

— Отнюдь нет, я решил пойти в магистратуру на филфак. Думаю, славист из меня получится неплохой. Не так денежно, конечно, но, думаю, что удовольствия от работы получу больше.

Юлия Борисовна задумчиво покачала головой. Теперь я обнаружил, что ее прическа, как минимум, далека от идеала: сзади волосы хаотично торчали во все стороны, а челка чуть сбивалась вправо.

— Но ведь ты планируешь оставаться там, в Питере?

Я кивнул.

— А что ж приехал тогда?

В ее голосе я уловил усмешку. Как это на нее похоже, будто в старые добрые школьные времена вернулся!

Я отвечал:

— У меня ведь дед ветеран, а в этом году юбилей и его, и Победы, приехал поздравить.

Она снова закивала со словами:

— Молодец, уважаешь старшее поколение. У меня вот дедушка, тоже ветеран, скончался в прошлом году.

— Соболезную

— Да я не жалуюсь...

Воцарилось неловкое молчание. Юлия Борисовна мерно покачивала ногой под столом, глядя в стол, а я все никак не мог подобраться к теме, меня интересовавшей. После бесконечно долгих секунд молчания, я нашелся с вопросом:

— А как работа у вас? Какой класс новый?

Юлия Борисовна картинно закатила глаза, как она всегда делала и чрезвычайно уставшим голосом произнесла:

— Ты знаешь, покоя мне не дают, балбесы этакие...

Я напрягся.

— Я ведь два года 10—11 брала, — продолжала Юлия Борисовна, рукой поправляя волосы и выгибаясь в спине так эротично, что у меня немедленно образовалась парусина в штанах — Столько с этими экзаменами у них мороки! Когда ты учился, вам, и нам, кстати, было легче. Теперь же сущий ад.

Она вновь села прямо, глядя мне в глаза. «Фух, думаю, вроде начало отпускать»

— А я вот тут Тютина в школе видел, — несмело начал я — его что, в одиннадцатый класс взяли?

Юлия Борисовна на мгновение изменилась в лице, даже покраснела, но тут же взяла себя в руки и непринужденно сказала:

— Да, знаешь, он вроде как лучше учиться стал. В девятом классе литературу в качестве дополнительного сдавал.

— А брат его...

— Про это ничего не знаю, — сухо сказала Юлия Борисовна.

Так вот откуда ноги растут, думаю. Поди специально подлец поближе пристроиться решил.

Ее ступня случайно задела мое колено под столом.

— Ой, извини, Федя.

Я сглотнул:

— Ничего страшного.

Пора было предпринимать активные действия. Не мудрствуя лукаво, я полез в карман штанов со словами:

— Юлия Борисовна. Вы знаете, я невольно стал свидетелем одной картины — она вдруг побледнела, но более ничем не выдала себя, однако мне и этого было достаточно — в которой участвовали вы.

Вот так вот — сухо, лаконично, без всяких эффектов и красивостей. Правда, какая она есть.

Лицо Юлии Борисовны выражало непонимание:

— О чем ты? Какая картина.

— Вот эта.

И я показал ей фотографии.

Тут на меня излился живой поток сознания. Сначала ор, крик, затем доверительные просьбы молчать, а далее — тихий плач. Я вышел из-за парты и чуть приобнял Юлию Борисовну. Она заплакала мне весь рукав, но довольно быстро оправилась. Глядя на меня своими распухшими глазищами, он произнесла:

— Пожалуйста, никому не говори. Федя, пожалуйста! Мой муж на полгода улетел в Австрию, мы с дочерью совсем одни, начнется травля... Господи, Федя, не надо, не говори никому, прошу тебя. Умоляю!

Я погладил ее по голове, что было достаточно фамильярно с моей стороны, и сказал:

— Клянусь Богом, я ничего никому не расскажу. Но мне надо разобраться. Ответьте на мои вопросы, расскажите, как вы дожили до... такого.

Я отошел от нее. Юлия Борисовна некоторое время смотрела на меня, будто оценивала. Ее недоверчивый взор блуждал по моему сосредоточенному лицу. Наконец, она прошептала:

— И это цена твоего молчания?

Я покачал головой:

— Ни в коем случае не цена. Мне просто нужно разобраться. Мне нужна правда.

Юлия Борисовна судорожно вздохнула, глядя на меня несчастными глазами, помолчала еще с минуту и сказала:

— Я согласна. Думаю, мне давно надо было кому-то высказать это. Вот только я была уверена, что это будет, скорее, психолог, а не бывший выпускник.

Она, придвинула стул ближе к столу. Я снова сел напротив, готовясь выслушать ее рассказ.

Юлия Борисовна начала:

— Три года назад, когда Тютин был еще в девятом классе, директор мне объявила, что я буду классным руководителем у 10А. Туда он и попадал. Но там был достаточно сложный класс, никто учиться не хотел и в десятый оставались всего восемь человек. Мне сказали, что надо число довести хотя бы до 15. И я, как могла, натаскивала еще пока не свой 9А на русский и литературу. У них ведь теперь два предмета надо в девятом сдавать. Вот они все поголовно и выбирали общество, физику, историю... А Тютин выбрал литературу. «У меня, говорит, к ней страсть». Ну я и стала его дополнительно готовить.

Мы всегда сидели после уроков в лаборантской. Ну ты помнишь, да, я ведь там же тебя готовила. Тут-то я и начала замечать за ним странности. То он мне руку на колено как бы невзначай положит, то плечом обопрется. В лаборантской же не как здесь сидят, а бок о бок. Но я поначалу не придавала этому никакого значения. Уроки он готовил исправно, все читал, все делал.

Вот однажды у них отменили физкультуру. И мы вторым уроком пошли с ним заниматься. Тогда я начала ловить от него бегающие взгляды, он словно раздевал меня. А я, дура, тогда еще платьице то праздничное надела, с розами, так как Новый Год уже наступал. Ты не помнишь его? Там еще вырез вполне большой, да и длиной оно всего как то, что сейчас на мне. Так вот, он, значит, возьми, да и скажи:

— Юлия Борисовна, вы такая красивая сегодня, я вас поцеловать хочу.

Я смутилась, само собой. Попререкалась с ним и дала все-таки в щечку себя поцеловать. Какая я глупая была! Сижу я такая, глазки прикрыла, а он в мою щеку едва ли не языком долбится. Еще и руку свою мне на талию запустил, а второй спину гладит. Я изумилась, быстро убрала его руки, отодвинулась, встала быстро, чтобы накричать на него и тут, видимо, о спинку стула или он так рукой придержал... В общем... у меня рукав левый порвался, и платье соответственно чуть вниз по левой стороне съехало, а там лифчик, грудь наполовину видна ему стала. Его взгляд... это не передать словами. Я его тогда впервые испугалась. Даже отчитать на мгновение забыла — все пыталась платье поддернуть. А я его выше начала поднимать, заодно и кричу на него, мол, что он себе, бестолочь такая, позволяет, а у самой платье до верха чулок подниматься начало. Олег глаза потупил, конечно, извинился, говорил, что случайно вышел, что так больше не будет. А я выбежала из кабинета и домой быстрее пошла, чтоб переодеться.

С тех пор его зырки похотливые, прости за выражения, Феденька, на меня чаще обращены стали. И подмигнет мне на уроке, и тетради донести вместо меня потребует и стул отодвинет — и все это как бы с иронией, с насмешкой.

Подготовила я его каким-то чудом с грехом пополам к экзамену. Он сдал. Прилично так, по баллам ...  Читать дальше →