Хозяйка. Часть 1: Чужой

  1. Хозяйка. Часть 1: Чужой
  2. Хозяйка. Часть 2: Хозяин

Страница: 4 из 5

Там тааак крууто! Поехали!

Антоху словно холодной водой облили. Он стоял, обдуваемый ночной прохладой, засунув руки в карманы, отчужденный и злой.

— Дэн зовёт, говоришь? А кого зовет-то?

— Ну, как кого, — опешила Алёна. — Меня. Нас, то есть, ну, ты же со мной. Да ты не думай — Дэн нежадный и новых людей любит. Всё будет нормально, он и тебя возьмет. Мы на пяти машинах едем, места хватит.

В Тохе внезапно проснулся маленький, но гордый пацанчик с района. Да, вот, такой, в прошлогодней моды джинсах, с дурацкой чёлочкой, но пиздец какой самостоятельный.

— Значит, ты на хвосте у Дэна будешь висеть, а я — у тебя на хвосте? Зашибись! — Сквозь зубы прошипел он. — Так и скажи, что ко мне не хочешь, нехуй и голову морочить, красавица недоёбаная! Вали отсюда, пока я добрый! — Он перешёл на откровенный ор. Хмельные слёзы наворачивались на глаза. Как чувствовал, что всё это добром сегодня не кончится. Нафига он нужен, голимый провинциал, этой развращенной москвичке. Алёна испуганно глядела на него несколько секунд, потом скользнула в такси, хлопнула дверцей:

— Назад в клуб, пожалуйста!

Такси плавно развернулось посреди двора и, мигая габаритами, порулило на проспект.

Боль, злость и недотраханность сплелись в один взрывоопасный клубок.

— Ну и вали отсюда! — проорал он вдогонку, — сучка клубная! — Полторашка мелькнула в воздухе и, словно граната, полетела вслед удаляющейся машине, затем, треснувшись о фонарный столб, откатилась строго ему под ноги, мутно пенясь в темном пластике. Словно говоря: видишь, я одна остаюсь верна тебе в этот вечер. Это был знак напиться. Подняв с грязного асфальта помятую тару, Тоха, распираемый ненавистью, побрел к подъезду. Машинально бросил взгляд на тёмные окна — так и есть, хозяйка давно уже спит или вообще умотала к своему лысому. Тоскааа.

Лифт опять не работал. Добрел, открыл квартиру своим ключом, сбросил туфли в темной прихожей. Не включая свет, прошел на кухню, плюхнулся за стол, нашарил стакан, аккуратно отвинтил пробку — пиво еще шипело после встряски, мигом наполнив стакан бешеной пеной. На кухне было тепло, свежий ночной воздух втекал в приоткрытое окно и пахло хозяйкиными сигаретами. Он залпом осушил стакан, налил следующий, уронил голову на стол и всхлипнул.

— Не стоит так расстраиваться! — Антон вздрогнул и поднял голову. От шторы в углу отделилась хозяйкина тень. Вот откуда стойкий запах Блэка — она курила у открытого окна. И, наверное, всё видела. — Я видела всю вашу сцену. Простите, что вмешиваюсь, но ей-Богу, Антон, это не последний вариант в вашей жизни, поверьте мне! Всегда кажется, что все было в последний раз, и больше ничего хорошего уже не будет. Но жизнь значительно сложнее и мудрее. Всё будет. И намного лучше.

Силуэт Калерии темнел на фоне окна, желтые кошачьи глаза загадочно светились в отблеске уличных фонарей. Она задумчиво оперлась на подоконник, словно думая о своем.

— Карел... Клар... Клер... Каллерия Борисовна! — с пьяным сарказмом протянул Тоха. — Какой сюрприз! Кстати, как вас в детстве называли? Калей, что ли? — он лениво фыркнул собственной шуточке.

— Арсений называл меня Лерочкой, — задумчиво протянула Калерия Борисовна, обращаясь к ночному пейзажу за окном. — Но к вам это не должно иметь ни малейшего отношения.

Она повернулась к нему всем корпусом.

— Я всего лишь хотела сказать, что жизнь всегда прекрасна. А в вашем возрасте — особенно. У вас все впереди, Антон. Помните об этом.

Пьяный сарказм вновь скривил его губы гримасой жалости к себе.

— Да что вы знаете о моей жизни? У вас все было изначально: лучшая школа, лучшее хореографическое училище, приличные родители, муж-профессор, квартира в престижном районе, интересное общение! Что знаете вы о нас, вечно вынужденных добиваться внимания и любви, да и просто выживать? Вам приходилось считать каждую копейку? Спать на засаленных матрасах в одной комнате с гастарбайтерами? Неделями питаться бомж-пакетами? Ради того, чтобы выжить и заслужить внимание любимого человека? Кому мы нужны здесь, чужие, понаехавшие? И чем мы хуже вас, коренных, сытых и успешных, блять?

Его разрывала настоящая пьяная истерика. Язык развязался до предела, но разум при этом работал абсолютно четко. Его трясло крупной дрожью ненависти ко всему миру. Но больше всего на свете он сейчас ненавидел ее — прохладно-мудрую квартирную хозяйку, невольную свидетельницу его срыва и неудач.

— Кто я здесь? Кому я нужен? У вас есть все: квартира, работа, друзья, этот ваш Виктор, а у меня — никого — понимаете? — никого! — Он сейчас и в самом деле ощущал себя несчастнейшим существом на свете и свято верил в это.

— Виктор уехал работать в Амстердам на длительный срок две недели назад. — Сухо изрекла Калерия, отворачиваясь к окну.

Тоха на мгновение опешил, выпав из роли. В какой-то момент он испытал нечто вроде удивления и сочувствия. Но тут же горячая волна злого сарказма накрыла его с головой:

— Ну, и что же вас с собой не позвал?

— Да, конечно же, позвал! — Нервно повысила голос Калерия. — Обещал, что не будем ни бедствовать, ни скучать. Но... — Она замолкла, стуча пальцами по подоконнику. — Ах, да зачем я перед вами оправдываюсь, — вдруг потеряла она самообладание. — Вам в вашем прекрасном возрасте еще не понять, что такое сорваться с веками насиженного места, из родового гнезда! Поймите: здесь прошло мое детство, юность, все самое лучшее. Здесь все мои родные, друзья и подруги детства, все мои могилы... — Голос ее сорвался и задрожал. — Ради чего я уеду на старости лет в чужую страну? Он сказал: на три года, а дальше — как пойдет. Представляете, что такое в моем возрасте три года адаптации? Ведь, я буду там чужой, совсем чужой!

— Представляю, — обронил Тоха, одними губами повторяя:

— Чужой, совсем чужой...

Он вспомнил о своём. Уткнулся лицом в кулаки, опершись на локти. Думать не хотелось. Жить тоже не очень хотелось.

— Бедный мальчик! — Прохладная, сухощавая ручка опустилась на его стриженый затылок. Голос Калерии был грустен и совсем чуть-чуть, еле заметно, ироничен. В первую минуту это движение усилило его жалость к себе, но в следующее мгновение хозяйка чуть подалась вперед, над его макушкой колыхнулись тяжелые груди, а к спине ненароком прижался теплый, мягкий живот. Пахнуло тонкими пряными духами, шоколадным дымом... Женским теплом. Женщиной. Настоящей, живой, трепетной, тяжело вздыхающей за его спиной, положившей ласковую руку на его голову... Тоху словно током передернуло. Он понял, что все это время находился в перманентном состоянии возбуждения, пытаясь затушить его алкоголем, а его организм словно только и ждал сигнала. В один момент он развернулся на табуретке на сто восемьдесят градусов, обхватив Калерию за бедра и зажав, словно в тисках, коленками ее сухощавые ноги, задрапированные халатом.

— Хочешь, докажу что не мальчик? — с напористым вызовом протянул Тоха тяжелым низким голосом.

Калерия не шелохнулась. Лишь в отблеске уличного фонаря по-прежнему искрились медовые кошачьи глаза. В них была все та же мудрая прохлада, да еще, пожалуй, легкое сочувствие. Материнское, блять. Он не мог ей этого позволить, не мог. Не имел права. Его руки с трепетом, но нахально, поползли вверх по бедрам, собирая складками тяжелый халат, пальцы цинично впились в ягодицы под тканью. Он с вызовом смотрел на нее снизу вверх со своей табуретки, перепуганный собственной наглостью.

— Антон, пожалуйста, не надо этого делать. — Спокойно сказала Калерия, не шелохнувшись. — Вам это совершенно не нужно. Вы будете жалеть.

Этот холодный тон чуть было не отрезвил его. Но не тут-то было. Возбужденный организм приказал: «Не сдавайся! Дуй до конца! По-любому!»

— Не буду! — уверенно-нагло протянул он, притягивая ее сильнее. Включилось все, что не хотело работать с Аленой: кураж нахальства, обаяние скрытой до поры сексуальности, звериное чутье на малейшие движения души своей ночной визави....  Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх