Порой случай может перевернуть всю жизнь

пор не знаю, правильно ли поступил? Множество рук подхватили меня и поволокли куда-то. Уже в другом помещении, охая и ахая, быстро раздели моё солдатское существо и понесли дальше. По горячей волне воздуха, обдавшей голое тело, я сообразил, что нахожусь в бане. Меня положили животом вниз на скамейку и принялись растирать.

— Миленький! Не умирай! Ну, проснись, пожалуйста! — причитало вокруг несколько женских голосов одновременно. Я лежал с вытянутыми вперёд руками и, уткнувшись носом в скамейку, прищуривая то левый глаз, то правый, косил ими во все стороны. О боже!!! Все интимные части женского тела, обычно скрываемые от лиц противоположного пола, наблюдались в непосредственной близости. Отдельные их фрагменты ослепляли своей естественной белизной. Растиравшие мою спину спасательницы попеременно прикасались ко мне своими бархатными животиками и тем, за что дёргали на службе коров. Выдерживать долго такое не может никто. Ещё немного и моё истосковавшееся в казарме солдатское начало готово было проломить скамейку. Очевидно, решив, что со спиной поработали достаточно, меня резко перевернули. Всё что до этого было скрыто, тут же во всю силу невыносимого нетерпения выставилось на показ.

— Девки! Да он — живой! — надавил на уши истерический крик. Не успел я открыть глаза и попытаться хоть что-либо объяснить, как тут же на меня обрушился ушат ледяной воды. Сердце чуть не остановилось.
Завернувшись в махровый, женский халат и намотав на голову чалму из полотенца, я сидел перед огромным столом с самоваром, как падишах среди своего гарема. Румяные, раскрасневшиеся после бани доярки хохотали до слёз. В полку мы лишь изредка встречали в военном городке каких-то высушенных женообразных селёдок, которые не шли ни в какое сравнение с этими принцессами. Извиваясь на стуле, мне удавалось ухаживать за всеми сразу, разливая в чашки чай. Шок от неожиданности прошёл, и теперь всё выглядело в очень смешном свете.

— Девчата! А может я у вас останусь? Тяжёлое там поднести или ещё чего-нибудь? — от одного взгляда на них таяло сердце.
— Ух, шустрый какой! Мы уже к тебе в часть дозвонились. Оттуда машину послали, — они сами жалели о том, что сделали. Несколько часов, проведённых на этой ферме, потом долго причудливыми снами будут будоражить мне душу в казарме.
— Солдатик! За тобой командир приехал, — в приоткрытую дверь просунулась курносая голова.
Я поправил отутюженный девчонками мундир, застегнул шинель, подтянул ремень и вышел. В коридоре стоял, строго глядя прямо перед собой, наш замполит.

— Товарищ майор, ефрейтор Маслов... , — шагнул я к нему.
— Ладно, Потом, Иди в машину, — резко оборвал он меня.
— Девчата! Меня Лёшей зовут. После дембеля обязательно к вам приеду, — не удалось даже толком поблагодарить своих спасительниц.
На улице фыркал работающим двигателем газик.
— Дело губой запахло. Мало ли, чего эти клоуны там напели. Получается вроде, как самовольная отлучка. Вон замполит, какой злой. Кусок-то — мужик правильный. А те из батарей? Что за люди? Кто их знает? — размышлял я, залезая в машину.
— Лёха! Ну, ты даёшь! — сразу же затараторил водила.
— Чего в полку? — мне позарез необходимо было разжиться хоть какими-то новостями.

— Эти трое приехали. У штаба вылезли. Стоят. Качаются. Тут Табуреткин выскакивает. Старшой ему докладывает, мол, задание выполнили, а ефрейтор потерялся. Где — не могу знать. А сами все друг за друга держаться, чтобы не упасть. Табуреткин разорался. Что ты! Полк по тревоге подняли тебя искать. Хотели лес прочёсывать, — водила резко замолчал. В машину забирался замполит.
— Трогай, — кивнул он шофёру, усевшись рядом со мной, а не впереди, как делали все офицеры.
— Ну, как? — вцепился он мне в рукав, жарко задышав в ухо.
— Чего как? — не понял я.
— Ну, как там, в бане было? — глаза майора горели. Видно девчонки ему кое-что рассказали. Моё повествование через каждую минуту прерывалось злыми окриками майора на водилу:
— Вперёд смотри! Куда едешь?

Но тому было не до дороги. У него аж уши шевелились от усиленного внимания, и он всё время пытался обернуться, чтобы лучше слышать. По тому азарту и глубоким вздохам, с которыми ловил каждое моё слово замполит, я понял, что волновался напрасно. Губа не грозит. Майор заставлял помногу раз пересказывать отдельные эпизоды. Особенно его интересовали все, даже самые мельчайшие подробности в описании банных сцен. Когда подъезжали к части, я уже охрип. Но это были ещё цветочки. С тех пор, где бы ни присели на перекур, мне приходилось в двести первый раз описывать всё сначала. О том, что мои рассказы могут кому-нибудь наскучить, не могло быть и речи. С каждым разом число слушателей только увеличивалось. И куда бы ни бросила солдатская судьба. С кем бы ни довелось общаться, независимо от воинских званий, как только я произносил свою фамилию, глаза собеседника загорались, а губы расплывались в масляной улыбке. Жизнь становилась невыносимой.

Но в любом, даже самом плохом, всегда можно найти что-то хорошее. Замполит меня после тех событий жутко зауважал, решив, что вот теперь я, как никто другой, постиг все тонкости воинской службы. Отныне, когда весь полк, впрягаясь в сани, под руководством зам по тылу возил снег, чтобы ровнять газоны, я ходил по дорожкам с новой, подаренной мне замполитом планшеткой, с наисерьёзнейшим видом вникая во все тонкости газонно-паркового дела. А вечером. За пять минут, нацарапав корявым подчерком боевой листок, знал, что мне опять объявят благодарность.