Месть подают холодной

— Уходишь?

Дрейфуем оба в сигаретном тумане и вязком болоте невысказанных обид.

— Ухожу.

Наливаю сотую чашку кофе, добавляю сотую ложку коньяка.

— Почему?

Морщусь от раздражения. Я не знаю ответа на этот вопрос. Его нет.

Разворачиваешь меня лицом к себе.

— Объясни. Хоть на это я имею право?

Кипяток из чашки капает на руку. Негромко вскрикиваю и дую на ожог.

— Извини. Я не хотел.

Опять садишься за стол. В голосе нет раскаяния, в лице нет жалости.

— Тебе нужны объяснения? Это смешно, дорогой.

Твои пальцы сжимаются в кулак и грохают по столу. Пепельница падает на пол, рассыпая окурки. Записываю это тебе в актив.

— Это все, что ты можешь мне сказать? За все пятнадцать лет? Ты — редкостная дрянь.

Усмехаюсь про себя: «И это после Танечки?». Я никогда тебе не изменяла, не имею такой привычки. Даже тогда, когда ты пошел в двухгодичный рейс. Записываю тебе очко в пассив. Идем пока на равных.

— Блядь, да я все понимаю Но я же тебе объяснял Это друзья посоветовали, чтобы ты ревновать начала.

Весело. Значит, я виновата в том, что ТЕБЕ посоветовали ТВОИ друзья. Записываю еще очко в пассив и веду 2:1. И... да, я не умею ревновать, а это тебя всегда бесило. Но я научусь, только без тебя.

— Хочешь, я ее брошу?

Наконец, разворачиваюсь и смотрю тебе прямо в глаза.

— Не хочу. Не хочу брать грех на душу. Эта миленькая дурочка вскроет себе вены на следующий же день.

Пожимаешь плечами, отворачиваешься, смотришь в окно на заснеженные улицы.

— Ну, теперь-то понимаешь, почему я не могу ее бросить? — говоришь еле слышно.

Если бы смотрел на меня, увидел бы, что я улыбаюсь.

— Я должна это понимать? Не слишком ли многого ты от меня хочешь, дорогой?

Веду 3: 1 и меня утомляет пикировка.

— Иди к ней. Твой сотовый скоро взорвется.

Как провожают пароходы? Совсем не так, как поезда.

За долгие годы остаюсь одна. За жизнь без любви приходится платить любовью. В океане жизни сталкиваемся бортами. У меня маленькая шхуна, и она получает первую пробоину. А я — плохой капитан и даже не заметила, что компас сломался; курс прокладывал сумасшедший штурман; рулевой на штурвале пьян в дымину, а лоцман спит на мостике.

Я не знаю, где живет страх и в каком уголке души гнездится отчаяние. Я не умею бояться и не умею отчаиваться. И знаю, что все будет хорошо, потому что я так хочу. Шхуна «Судьба» дойдет до порта на вспомогательных, встанет в док и залатает дыры. Я выгоню штурмана и уволю рулевого. Сама встану за штурвал и пройду через рифы.

***

— Елена Сергеевна, — секретарша Машенька осторожно открывает дверь кабинета, — к вам кандидат. Сегодня собеседование.

Ненавижу собеседования, но моя заместитель ненароком ушла в декрет. Сейчас сиди целый день, как кукла, и выслушивай потоки хвастовства. Тоска смертная.

Бросаю на себя взгляд в зеркало, отражение улыбается в ответ.

— Здравствуйте, — слышу от входа, смотрю на кандидата и понимаю, что собеседования закончены.

Она никогда не видела меня, но я видела ее пару раз на пассажирском сидении своей машины. Ты специально подгадал так, чтобы я вас увидела. Не знаю, какие объяснения ты заготовил для меня. Помню, я тогда подумала: «Хороший выбор, Вова». Эта кукла умеет себя подать.

Вот и сейчас: светлые волосы идеально уложены, голубые глаза накрашены ровно настолько, чтобы подчеркнуть их глубину.

На стол передо мной веером ложатся документы. Дипломы, благодарности за отличную учебу, сертификаты о пройденных курсах.

— Как интересно, — говорю с фальшивым любопытством, — оказывается, у нас с вами одинаковые фамилии.

Вижу легкое удивление в ответ и слышу негромкий журчаший смешок.

— Действительно, — отвечает Танечка, — забавное совпадение.

Ты права, детка. Вся наша жизнь состоит из совпадений. Вот и сейчас, все совпало лучше некуда.

— Я позвоню вам, Татьяна... — я знаю, как ее зовут, но заглядываю в диплом.

— Викторовна, — подсказывает она.

— Через два дня, Татьяна Викторовна, я позвоню, чтобы сообщить о своем решении.

Провожаю глазами спинку, обтянутую серым пиджаком. Хороша, чертовка. У тебя всегда был отличный вкус на женщин, Вова. Только что ж тебя на блондинок понесло? Ты же всегда предпочитал брюнеток.

***

Танечка заходит ко мне и присаживается на край стула. Упорно смотрит в пол, а тонкие пальчики нервно теребят платок.

— В чем дело? — начиная я разговор. — Тебя кто-то обидел?

Наши могут. Половина сотрудников состоит из списавшихся мореманов. А моряки не матерятся, они матами разговаривают.

— Елена Сергеевна, — долго сдерживаемые эмоции прорывают плотину, — мне кажется, что я не справляюсь со своей работой.

Она, действительно, не справляется, но меня это не волнует. Вечерами доделываю за нее то, что она не успела, и переделываю то, где ошиблась.

Наливаю в стакан воды, протягиваю ей:

— Ну, что ты. У тебя все отлично получается. Опыта маловато, но это дело наживное. Хочешь, останемся вечером, я тебе все объясню.

Она, конечно, соглашается. Ведь я выбила для нее полную ставку, хотя на испытательном сроке у нас платят половину.

И мы остаемся вечерами в мертвом офисе. Сидим перед гудящим монитором и я объясняю ей особенности начисления заработной платы плавсоставу. Эта девочка не глупа, схватывает все на лету.

— Да, — говорю ей, — у тебя же, кажется, супруг в море ходит. Придешь домой, спроси его сама, как распределяются овертаймы и пожарные вахты.

— Он в рейсе, — Таня сосредоточенно смотрит на табель, переданный капитаном.

Я знаю, что он в рейсе. Это он не знает, что его сухогруз приписан к моему порту. И это я встречаю его фамилию в капитанских докладных. Вова, а ты не удивлялся, куда деваются рапорты на тебя? Они все у меня в столе лежат. Поэтому тебя ни разу и не оштрафовали, хотя было за что.

Задумалась. Пропускаю то, что щебечет этот птенчик. Мы уже собираемся, Танюша подкрашивает губы.

— А я права получила, Елена Сергеевна. Володя придет, машину купим.

Конечно. Ведь ту я ему не отдала. Все была готова отдать, только не машину.

Танечка щелкает замком сумки.

— Только я сама водить боюсь. Хочу несколько уроков взять. Не посоветуете кого-нибудь?

Посоветую. Я же хорошая советчица.

— Я научу тебя, Таня. Не стоит деньги тратить.

Еще чуть-чуть, и она завизжит от радости. Еще минута, и она бросится мне на шею. Поэтому, поворачиваюсь, ухожу и слышу в спину:

— Вы такая классная, Елена Сергеевна. Мне с вами так повезло.

Не говори «гоп», детка. Это сомнительное везение.

***

Она так сосредоточенна на дороге. Вцепилась в руль, как в последнюю надежду. Голубые глаза оглядывают трассу в поисках подвоха.

— Расслабься, — успокаиваю я, — не стоит так напрягаться. Учись видеть на три машины вперед. Оставь в покое салонное зеркало, от него мало толка. Старайся пользоваться боковыми.

Нас подрезает нахал на гонке, которого я заметила еще минуты две назад, но Таня бледнеет и до отказа жмет педаль тормоза. Срабатывает АБС и дрожь чувствую даже я.

— А теперь представь, — говорю с легким укором, — что сзади нас идет фура. Тормозной путь измеряется десятками метров. А ты останавливаешься резко на скорости прямо перед ее носом. Хочешь, расскажу, что из тебя тогда будет? А если дождь? Тебя закрутит юлой.

***

За три месяца, что мы работаем вместе, становимся настоящими подругами. Она рассказывает мне о муже, жалуется на то, что его невзлюбил старпом. Начисляет ему зарплату, радуясь тому, что муж такой дисциплинированный. Его сухогруз приходит через две недели, а сегодня я пригласила Таню к себе в гости. Она ведь так одинока...

Таня, Танечка, Танюша... Мне будет жаль с тобой расставаться. Удивительно, но я успела к тебе привязаться. Сама от себя не ожидала, но буду скучать ...