Дневник Ильи Михайловича Тарского, или Заметки на полях

лет, пережила последнюю жену и нескольких более или менее постоянных подруг. Ей было около сорока лет. Она приехала в Москву из провинции. Без профессии, без образования. Работала домработницей в нескольких домах, зарабатывала, как могла по мелочам, в общем-то своей жизнью была довольна. Отношения между ними были ровными и спокойными. Обе стороны оставались довольны друг другом. Но было одно обстоятельство, способное перечеркнуть эту стабильность.

Она стала систематически опаздывать. На десять минут, на полчаса, на несколько часов. Сам он никогда не опаздывал. Боясь попасть в пробки, предвидя любые неожиданности, на все встречи приезжал заранее и ждал назначенного времени. Такой же пунктуальности требовал от других. Вечно опаздывающая домработница ломала привычный уклад жизни, мешала планировать свое время и вызывала сильнейшее раздражение. Оправдания были стандартными — далеко живу, пробки, сломался автобус, изменилось расписание электричек.

Понимая, что найти другую домработницу, удовлетворяющую его требованиям нелегко, приходилось терпеть ее опоздания, приспосабливаться к изменению графика и вести разъяснительные беседы. Но любому терпению приходит конец.

Когда в очередной раз она сломала его график и опоздала на полтора часа, он решил от увещеваний перейти к более жестким мерам. Дождавшись, когда она переоденется в рабочую одежду, отдышится и немного успокоится, думая, что и в этот раз ее просто пожурят и этим все, как всегда, закончится, он позвал ее к себе в кабинет.

— Встань здесь, — пальцем он указал на место перед своим креслом.

В глазах домработницы мелькнуло удивление.

— Скажи, ты довольна работой у меня?

— Да.

— Зарплата устраивает?

— Да.

— Я плохо к тебе отношусь, неуважительной с тобой обращаюсь, нарушаю какие-либо наши с тобой договоренности?

— Ну что Вы, нет. Все хорошо, спасибо.

— Так почему же ты позволяешь себе неуважительное отношение ко мне?

Немой вопрос в глазах...

— Я Вас не понимаю?

— А постоянно опаздывать, срывать мне все планы на день, заставлять ждать — это, по-твоему, уважение? То у тебя автобус, то электричка, то еще миллион причин. Все, мое терпение лопнуло. Слов ты не понимаешь, доброту мою не ценишь. Решай — или я тебя сейчас наказываю, как считаю нужным, или я тебя выгоняю.

Смятение, недоумение, растерянность. Тяжело повисшее молчание. Затем с трудом выдавленное:

— Наказывайте.

— Ну, что ж, сама выбрала. На колени!

— Что?

— На колени становись живо и не зли меня!

Затравленно глядя на хозяина, покорно встала на колени. Он взял ее левой рукой за волосы, с силой оттягивая голову назад. Правой рукой стал наносить пощечины. Сначала несильно, потом все увеличивая силу удара. Ее голова стала мотаться из стороны в сторону, из глаз молча текли слезы. Было больно и обидно. При каждом ударе он ей говорил: «Это за опоздания, это за неуважение, это за то, что доброту не помнишь». Все это говорилось без злобы, без раздражения. И поэтому казалось ей еще более страшным. Не выпуская ее волос из руки, он спросил:

— Ты все поняла?

— Да, да, да...

— Как следует запомнила?

— Даааа...

— Ну, смотри, на этот раз ограничусь. В следующий буду пороть кнутом. Ты у меня кнуты, плети, ремни в шкафу видела?

— Дааа...

— Знаешь, зачем они?

— Догадываюсь.

— Так вот, у тебя есть шанс с ними познакомится.

— Пожалуйста, не надо.

— От тебя зависит. Все поняла? Точно?

— Я поняла, я правда больше не буду.

— Ладно, благодари за науку и целуй руку.

Мокрые от слез, трясущиеся губы неумело ткнулись в его руку.

— Спасибо Вам.

— Все, иди, работай.

Прошло полгода. Она не только перестала опаздывать, но стала приходить раньше и ждать за дверью назначенного времени. Но потом опять опоздала. Он промолчал, сделал вид, что не заметил. Следующее опоздание было на двадцать минут. Он ждал ее в машине у метро, чтобы отвезти убирать загородный дом. Самой ей туда было неудобно добираться и неоправданно долго. Влетев в его машину, испуганно уставилась на него, пытаясь объяснить, почему опоздала опять. Он не стал слушать. Сидя за рулем, больно взял ее за подбородок.

— Нет времени тебя наказывать сейчас. И без того опаздываем. В следующий раз.

— Ну, поняла, поняла, простите.

Следующий раз наступил через неделю.

— Все, милая, слова закончились.

— Нет, пожалуйста, простите.

— Раздевайся.

— Что? Как раздеваться?

— Как раздеваться? Догола, конечно. Пороть тебя буду. Или пошла вон. Совсем.

— Я не могу раздеваться, ну, пожалуйста, простите, я больше не буду.

— Пошла вон.

Молчание, слезы.

— Ты еще здесь? Живо убирайся, мне такая домработница не нужна.

Отвернувшись от хозяина, начинает медленно расстегивать пуговицы на кофточке...

— Ко мне лицом! На меня смотреть! И не тяни резину, живо раздевайся!

Осталась в трусиках и лифчике. С надеждой смотрит на хозяина. Он молча смотрит на нее, не произнеся не слова. Под тяжелым, жестким взглядом руки ее, как во сне, стягивают трусики и лифчик. Прикрывается руками.

— Руки за голову! Стоять так! В глаза смотреть. Сейчас я тебя, взрослую тетку, стоящую голой перед чужим мужчиной, буду пороть. Стыдно?

Кивок головы, слезы, трясущиеся губы и дрожащие ноги.

— Значит, хамить, опаздывать, не уважать человека не стыдно, а отвечать за это стыдно? Ко мне спиной! Встала на колени и на локти, развела ноги шире! Так стоять и ждать.

Он посмотрел на плачущую женщину, покорно стоящую на коленях и локтях, со страхом ждущую наказания, и пошел за кнутом.

— Ну что? Пороть тебя или так все поняла? — кнут со свистом рассек воздух в нескольких сантиметрах от ждущей наказания женщины.

— Я поняла, я все поняла. Пожалуйста, не надо.

— Вот если бы это было в первый раз, то я тебе, может быть, и поверил бы. А так нет, не верю.

Кнут с силой опустился на ягодицы, оставив багровую полосу. Женщина вскрикнула от неожиданности и разрыдалась. Не обращая внимания на слезы, он стал наносить удары, ровно и аккуратно кладя их на ягодицы и на спину. Через некоторое время рыдания стихли. Стоя на локтях, женщина молча принимала удары, при каждом чуть покачиваясь. Ее тело больше не сопротивлялось, наоборот, оно с готовностью ждало нового удара, после которого раздавался тихий стон. Он остановился.

— Пожалуйста, еще немного...

— Пожалуй, хватит. А то тебе еще и понравится. Можешь встать.

Удивленно, явно ошарашенно она выдохнула, будто сама себе: «Да, мне понравилось...»

— Вот этого я и боялся.

Она поднялась, молча, уже не стесняясь своей наготы, встала перед ним, держа руки вдоль тела, смотря на него полными слез, влюбленными глазами.

— Спасибо Вам, хозяин.

Так она его назвала в первый раз. Встав на колени, поцеловала руку.

— Пожалуйста, наказывайте меня всегда, когда сочтете нужным.

— Теперь только за хорошее поведение. Старайся. Ступай, работай.

***

Хандра. Я знаю, что она и завтра, как и вчера, будет моей Внутренней и Единственной Доминой. Плетью неудовлетворенности терзать меня и принуждать еще и еще отдать кусок души, сохраняя каменное лицо и ледяной пульс, добавить еще черточку в ее сабмиссивный портрет, еще оттенить, еще стильнее, еще величественнее, еще глубже. Бездна...

Зачем я это делаю?

Ответ только один — растворяя ее в себе, я обретаю Кого-то, больше, чем я Сам. И ни любви, ни тоски, ни жалости.

***

Моя нижняя заявила, что ее домогается некий молодой человек и умоляет стать его Госпожой. Могу его понять, девочка достойна восхищения. Но меня интересует ее отношение к вопросу. Требую описать себя в этой роли. Не справляется.

А на следующий день получаю обстоятельный ответ: «Вот все думаю и думаю над вчерашним разговором. Ну не могу я себя представить в качестве верха. Не могу. Все, что приходит в голову, все это... Копирование. Пишу и на пятой-шестой строке ловлю себя на том, что в точности повторяю Ваше поведение. Стираю... И так уже 4 раза. В результат — чистый лист бумаги. И в голове хаос. Ну не умею я доминировать. Может, не стоит и пробовать?

Меня, как нижнюю, никто не унижал. Какую-то обиду на кого-то вымещать нет желания, потому что самой обиды нет. Что мне нужно от низа? Не знаю. Секс не нужен точно. Выпороть и то толком не сумею, наверное. Ну, сапоги дать облизать. Мне какое от этого удовольствие? Это ему за счастье. (Специально для sexytales.org — секситейлз.орг) И потом, если я захочу, чтобы что другое полизал, мне ж самой противно будет.

Можно, конечно, поискать какие-то сценарии готовые. Но тоже не факт, что что-то найду. Почитала советы для начинающих Домин. Смешно! Главное, быть уверенной в себе. Ну, хорошо. Буду уверенной. А дальше?

Не знаю, может, если ситуация будут реальная, я и пойму, что делать. А так... Ну, вот что мне с этим «подарочком» делать? Все, что бы ни пришло в голову, — удовольствие для него. А мне какой резон? Посмотреть, как он кончит, не прикасаясь ко мне? Как-то не вижу в этом особого наслаждения для себя.

И вообще, я не понимаю мужиков, которым нравиться ползать на коленях перед женщиной. Это унижает МОЁ достоинство. Я, конечно, получаю некоторое удовольствие от немого обожания. Когда он начинает говорить — да, Госпожа, Ваши желания для меня закон. Может, это мне и льстит, но в реальности вряд ли я долго выдержу его нытье у меня в ногах. Скорее кляп в рот вставлю, чтобы молчал.

Оставлю на коленях, руки за спину и морду в диван, ноги широко, чтоб яйца видно было. А сама пойду на кухню, пить мартини и курить. И пусть стоит и думает, зачем он сюда пришел.

Все, не хочу доминировать. Мне это неуютно! Мне уютно у Ваших ног и чтоб голову Вам на колени положить, А Вы бы меня за ушком почесали.
Кошка. И пантера из меня уже вряд ли получится!»

Вот такая женская логика!

***

А вот и она, моя девочка. Высокая, стройная, эффектная, с гордо поднятой головой, осанкой и походкой королевы. А через час-полтора — маленькая, беззащитная, в тяжелом ошейнике на шее, робко жмется к моим ногам, не смея прикоснуться ко мне без приказа. Открытая душа на ладони, чистый лист бумаги, на котором рисует узоры мягкий флоггер или жесткий ремень. Иногда мне хочется нежно гладить ее, а иногда разорвать на куски. Или просто впустить эту светлую душу в свою.

— Я справилась? — и хитрые чертики скакнули в глазах.

— Да, девочка, ты справилась.

Г-н Тарский