Коник (Очень грустная история)

Страница: 1 из 3

Седой старик одиноко сидел на лавочке в парке, опершись подбородком о свою потертую трость. Мимо компаниями и поодиночке проходила жизнерадостная молодежь, мамочки с колясками, влюбленные парочки. Кругом кипела жизнь. Погожий денек радовал ласковым солнцем и безветрием. Но ничего не радовало старика. В глазах его отражалась лишь вселенская грусть и тоска...

Сегодня исполнилось ровно 2 года, как не стало его Манюни. Так ласково он называл свою усопшую жену, с которой прожил душа в душу без малого 60 лет. Умерла она тихо, в своей постели. Просто уснула вечером, привычно поцеловав его на ночь в нос, и больше не проснулась. Она давно устала жить и ждала своей смерти. За неделю до кончины она написала ему письмо, запечатала в конверт и попросила открыть его, когда это случится. Или не открывать совсем.

 — Я виновата перед тобой. Прости, если сможешь, — добавила она странную фразу.

Старик не стал читать письмо ни после похорон, ни потом. Ему было безразлично, в чем виновата его суженая. Он заранее простил ей все. Но сегодня, перебирая со слезами на глазах ее столь дорогие его сердцу вещи, наткнулся на тот самый конверт и открыл. Внутри был листок, исписанный дрожащим старческим почерком и закапанный слезами.

«Мой милый Коник...»

Это нелепое ласковое прозвище она дала ему вскоре после их знакомства. За его манеру громко и отрывисто смеяться. Да так и звала потом без посторонних до самого конца.

«... Мы прожили с тобой очень долго. Почти 60 лет. Для некоторых это целая жизнь. Для меня это и была вся жизнь. Всякое у нас было, но плохого я сейчас и вспомнить-то не могу. Самое главное — я всегда знала, что ты любишь меня, а я люблю тебя. Но есть одна вещь, которую я не могу унести с собой в могилу...»

То, что старик прочел ниже, заставило его сердце сжаться от боли. Но не от того, что он узнал. «Почему? Почему она не сказала мне раньше?! Как она могла носить в себе это всю жизнь?! Бедная Манюня... Неужели она боялась, что я не прощу ее?»

* * *

Он познакомился с ней в этом самом парке. В субботу, возвращаясь с друзьями после работы, он впервые увидел ее. Радостную, цветущую, в веселом развевающемся ситцевом платьице, с двумя задорными косичками и милым курносым носиком. Она скакала вприпрыжку им навстречу и улыбалась всем встречным лицам. Он замер, впервые увидев ее, а потом еще долго провожал взглядом. Начавшим было подтрунивать над ним приятелям, он твердо сказал тогда: «Она будет моей женой!»

Позже он каждый день приходил в эту аллею, чтобы увидеть ее вновь. И ровно через неделю ему повезло. Она была подавлена каким-то горем, но ее заплаканное лицо все равно показалось ему самым прекрасным на свете. Он перегородил ей дорогу и пристально посмотрел в ее сделавшиеся вдруг испуганными глаза. Он хотел сказать ей очень много, но утонув в этих ее глазах, все слова для него вдруг показались такими незначительными и пустыми, что потеряли всякий смысл. Вместо них с языка сорвалось то, чего он на самом деле хотел больше всего в жизни:

 — Девушка, Вы мне очень... очень нравитесь! Выходите за меня замуж!, — и он бережно взял ее за локотки.

Она не вырвалась, не убежала, а долго и как-то странно посмотрела на него. А потом вдруг улыбнулась, шмыгнула носом, вытерла бежавшую по щеке слезинку и спросила:

 — Тебя как зовут?

 — С-сережа...

 — А меня — Марина. Я согласна, Сережа.

«Что это было, как не любовь с первого взгляда? Настоящая любовь! И разве долгие годы не доказали это?» Так думал старик до сегодняшнего дня. Но утром он узнал, что не любовь заставила тогда Манюню сказать «да». А отчаяние. В тот день она поняла, что носит под сердцем ребенка. Ребенка того человека, которого полюбила всем сердцем, и который просто бросил ее. Исчез. Без следа. Только передал через коллегу по работе какую-то странную записку и все!

Сердце вновь напомнило о себе острым уколом боли. «Неужели она думала, что я перестану относиться к Наташе, как к своей дочери? Какие глупости! Она — МОЯ дочь! И точка! Кто забирал ее из роддома? Кто не спал по ночам? Кто нес ее, завернутую в тулуп, в райбольницу за пять километров через пургу и мороз? Кто отводил ее в первый класс? Глупо... Глупо!»

Они сыграли свадьбу уже через неделю. Тогда это было просто. Собрались только их друзья. Каждый принес, что мог: спиртное, закуски, соленья... Застолье было бедным, но безумно веселым. А как могло быть по-другому, когда все молоды, здоровы, когда страна сбросила с себя тяжелые оковы военных лет и широкими бодрыми шагами шла к счастливому будущему?

Молодоженам негде было жить, но разве тогда это тревожило их? Друзья великодушно освободили для них комнату в рабочем общежитии на целую неделю. Настоящие хоромы! Старик вспомнил, как привел туда молодую жену после празднества.

Той ночью, через неделю после знакомства у них все случилось в первый раз. Марина тщательно задернула шторы и попросила выключить свет. Они сели рядышком на скрипучую железную кровать и долго молчали, не решаясь заговорить и даже прикоснуться друг к другу. Наконец он осмелился обнять ее за талию. Марина тут же положила голову ему на плечо, прильнув всем телом.

 — Мне страшно, — тихо сказала она

 — У тебя это в первый раз?

 — Нет... Поэтому и страшно. Хочешь я расскажу?

 — Не хочу. Ничего не хочу знать. Никогда! Это неважно. Я люблю тебя!

Она не ответила ничего. Любила ли она его? Тогда, наверное, нет. Слишком свежа была еще рана. Сергей впервые услышал ее признание гораздо позже. Уже после рождения Наташки. В тот день он пришел с работы грязный и усталый. Манюня встретила его необыкновенно взволнованной. Едва он переступил порог, как она бросилась к нему на шею и стала страстно обцеловывать его испачканное лицо. А потом... Потом сказала ТЕ САМЫЕ слова... Старик улыбнулся и вновь перенесся мыслями в их первую брачную ночь.

Платье Марина сняла сама. Просто взяла и сняла. А потом долго смеялась над неловкими попытками жениха справиться с пуговками ее сатинового лифчика. Руки Сергея отказывались слушаться. Его сердце бешено колотились. Тело его любимой было так близко, так желанно, но эти проклятые пуговки... ! Наконец, она сжалилась над ним. Вырвалась из его рук и наощупь нашла выключатель. Вспыхнул до боли яркий свет.

 — Хочу, чтобы ты видел меня! Всю!

Она завела руки за спину, и через мгновение ненавистный лифчик полетел на пол. Потом Марина одним движением стянула с себя пыжики, выпрямилась и развела руки в стороны, оставшись совсем голой. Он с восхищением смотрел на изгибы ее точеной фигурки, на ее высокую грудь с торчащими в стороны бледно-розовыми сосочками, на ее поросший светлыми кучерявыми волосками лобок. Она явно ждала, что он тоже обнажится перед ней, но он не смог. Сняв только рубашку, он дальше банально струсил! Мальчишка! Бросившись к противоположной стене Сергей, выключил свет и сгреб жену в объятия. И поцеловал... Это был первый настоящий поцелуй в его жизни. Не стыдливо-скомканный поцелуй, как с одноклассницей под школьной лестницей. Не тот робкий — с девушкой, с которой он гулял в фазанке. И совсем не такой, какими они обменивались с женой после криков «горько». Это был настоящий страстный поцелуй любви. От такого подкашиваются ноги, сбиваются мысли и смешиваются чувства. Потом его рука впервые в жизни легла на ничем не прикрытую девичью грудь. Сжимая эту упругую теплую плоть, целуя любимую в губы, прижимаясь к ее горячему обнаженному телу, Сергей потерял чувство реальности происходящего. Он не помнил, как избавился от своей одежды, как упал вместе с Мариной на кровать, продавив почти до пола сетку. Не помнил, как оказался сверху, как долго не мог попасть в столь желанное лоно, и как, наконец, попал. Или не попал. Или это Маринкина рука направила его в нужное место.

Сергей позорно кончил почти в ту же ...

 Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх