Пришедшая Из Мира Грёз, или вечная сплюшка. (Часть II)
Страница: 2 из 2
!!... Ммм, м! — стоны прорвались-таки через плотно сомкнутые губы.
Она задвигалась быстрее, к губам, сомкнувшимся за головкой, добавилось тугое колечко пальцев, заскользило по пульсирующему стволу, вырвало из меня вскрики и даже сдержанный рык
— Оооооо, божеее...
Я шумно дышал раздувшимися ноздрями и мужественно крепился до тех пор, пока она не сжала нежно в свободной ладони яички, массируя их бережно, но ужжжасно приятно. Я застонал в голос, крепко сжал её пальцы.
— Оооох... я не могууу... я сейчас... я скоро... — всё, что мне удалось сбивчиво прошептать.
Перед глазами, которыми я совершенно бессмысленно таращился на луч света на потолке, всё начало плыть.
Губы вдруг покинули головку.
— Ты проснулся? — ну очень неожиданно спросила она.
В ответ я недоумённо толкнулся бёдрами вверх, увы, в безразличный воздух. Разочарованно застонал. Затем сконцентрировался и честно ответил:
— Не знаю.
— Так не пойдёт, — произнесла она непонятно. — Давай просыпайся.
— А, но... ай!
Вместо ожидаемого возвращения к гудящим головке и стволу члена, которые так и молили её о продолжении, она впилась поцелуем туда, где кожа была чувствительной, незащищённой и совершенно неподготовленной — возле яичек. И продолжила покрывать сами яички, всю кожу вокруг, под ними то нежными и ласкающими, то быстрыми жадными поцелуями. Задыхающийся от блаженства, я раскинулся по кровати и был весь в её власти. Самым ужасным в этих ласках было то, что они чуть ли не выкручивали меня всего, не давали толком дышать, но к желанному пику не приводили. Её язык был везде — горячий, жалящий, вылизывающий. Губы — безжалостные, ласковые — мучили меня, держали у самой вершины, заставляли извиваться...
— Иэхххх... ааа... ммммммф... грррр! — после череды стонов, когда она куснула меня за внутреннюю поверхность бедра, щекотно и от этого ещё более приятно прошлась языком по коже паха вверх, поцеловала, засосав кожу, у основания члена, я издал странный горловой звук.
— Ооооммфф... — губы её вернулись к уздечке, впились жарким сосущим поцелуем и в неё...
Я задышал шумно, выдыхая с надрывом.
Казалось, она никогда не устанет издеваться над моим уже почти обезумевшим телом. С удивительной изобретательностью она находила новые точки для чувственных поцелуев, лёгких укусов и медленных облизываний.
Зудела и ныла головка, требуя к себе внимания, подёргивался ствол, гудели яички, тихо подвывал и корчился я.
— Ты проснулся или нет?
— Да, да!! — почти выкрикнул я и тут же громко вскрикнул от резко накатившего наслаждения — головка немедленно вернулась в горячий рот и проехалась по нёбу, ствол крепко сжала умелая ладонь, заскользившая по нему ооочень быстро.
— Ооооо... держите меня, — издал я стон, полный муки. И хотя я сам не знал, что именно имел в виду, моя умница обняла меня за приподнятые над кроватью от возбуждённого напряжения бёдра рукой, которую я отпустил, когда корчился под её ласками, потому что боялся повредить. Обняла и ускорила ласки.
Теряя контроль всё больше и больше, я изредка взрыкивал. Обжигающие волны накипали внутри. Я, что было сил, сжал край кровати одной рукой, другой судорожно прижал к себе подушку.
— Ещё, ещё... я уже... Мммммм... ох, я сейчас... , — я напряжённо прохрипел это всё малознакомым голосом, а дальше она особенно резко качнула головой...
— Мммм... ммм... ррррр... ааааа! А! А! Ммдаааааааа...
Обжигающая волна пронеслась вверх по стволу члена к головке и вверх по позвоночнику прямо к мозгу, взорвавшись ослепляющим фейерверком. Я затрясся в оргазме, сведённый судорогой острого, мучительного наслаждения. Бёдра задвигались толчками, член задёргался, извергаясь...
— Уф... оох! М! — лёгкие прикосновения языка к головке в процессе извержения принесли новые, абсолютно непостижимые переживания. Член продолжил пульсировать, выдавливая из себя всё, что можно.
Наконец, я вздохнул глубоко-преглубоко, расслабился и блаженно вытянулся на кровати. Она нежно погладила яички подушечками пальцев, обсосала и вылизала головку, вызвав у меня слабые стоны и подёргивания.
Едва отдышавшись, я накинулся на неё, сгрёб в охапку и прижал к себе. Она прильнула, уютно устраиваясь в моих объятиях.
Я дотянулся до выключателя настольной лампы и щёлкнул им. Она забавно зажмурилась от вспышки света, сморщив нос. В порыве чувств я покрыл поцелуями её сияющее личико. После уткнулся носом в её волосы, млея. Какое-то недолгое время она млела вместе со мной, а потом обеспокоенно зашевелилась.
— Сокровище моё... уже близко к пяти.
— Угу, — признал я крайне неохотно.
— Тебе, наверное, лучше всего сейчас в душ, милый?
— А ты не пойдёшь со мной? — спросил я с надеждой. Сегодня я впервые ощутил, что мне ну просто невероятно тяжело от неё оторваться. Но и спрашивать об этом было, конечно, довольно эгоистично с моей стороны — она имела полное право мирно посапывать, закутавшись в одеяло, и видеть сны.
— Я бы с радостью, но чем ты тогда будешь завтракать?
— Тобой.
Я буркнул это себе под нос, добавив, что совершенно не голоден.
— Это ты сейчас не голоден. Я посмотрю на тебя после душа, — она улыбнулась, погладила меня по щеке.
Ещё бы, после такого-то пробуждения!
Я тяжело протопал в ванную.
Конечно же, она оказалась права, и через полчаса я, намытый, одетый и голодный, как медведь после зимней спячки, с жадностью накинулся на омлет с сосисками, гренки и горячее какао.
Она подкладывала мне добавку, улыбалась моей торопливой болтовне обо всём и всех сразу и прямо-таки светилась.
Уходить совершенно не хотелось, но я уже стоял в коридоре и с любопытством наблюдал в зеркале за тем, как она завязывает мне шарф. Напоследок мы выглянули в окно и изумились — всё вокруг было абсолютно белым!
Воздух казался густым от падающего снега.
— Милый, снег! — просияла она и тут же нахмурилась. — Наденешь шапку?
Нехотя я согласился, и потом долго-долго целовал её в коридоре.
— Ты уж выспись как следует, ладно? А то ведь я тебе, наверное, полночи спать не давал.
Она погладила меня по рукаву в знак того, что всё в порядке.
— Только проведаю Оладушка, и вернусь отсыпаться. А ты, кстати, как?
К моему удивлению, сна не было ни в одном глазу.
— Превосходно. Вернусь сегодня пораньше, часа в три.
И снова надолго приник к её губам, к своему изумлению, не находя в себе сил оставить их и уйти, и целовал её ещё и ещё, пока она не сделала робкий шаг назад.
Наконец, я вылетел на мороз, в её обожаемый снег. Она махала мне из окна до тех пор, пока поворот не скрыл нас друг от друга.