Из серии «Подлецы». Красивая девочка Рита

Мы с другом — большим, махровым, подлецом — в далекие «застойные» времена любили «снимать» женщин на улицах. На рестораны не было денег и, самое главное, не было желания сидеть в дыму и глохнуть от шума, ибо в те времена оркестры не играли, а шумели. Нам хотелось шептать, а не кричать в ухо комплименты. Даже танцуя томный медленный танец, обхватив даму за полнеющую талию и притиснув к грудной клетке ее мощный бюст, невозможно было прошептать ей на ушко нежное слово — только прокричать! Да и финансовые затраты!... Словом, мы, бедные студенты, бравировавшие подчас, своей бедностью, приноровились охотиться на улицах. Я, наблюдая и анализируя «работу» друга, на скорую руку разработал теорию успешного знакомства на улицах и в автобусах. Теория была многократно проверена на практике и включала в себя всего три пункта:

Пункт первый — «острый глаз», второй — «наглая невозмутимость», третий — «тонкий расчет»

Мы шли по улицам и тренировали «глаз». Мы научились с одного взгляда определять, кто есть кто. Эта — голодная, пойдет куда угодно, у этой — с интимной жизнью все в порядке, не стоит и время терять, у той — никого нет (глазками стреляет), но расчетливая, явно ищет только жениха. Нет в глазах секса. У другой — глазки, как аметист, облитый маслом, но хитренькие. Эта куда угодно не пойдет, скорее всего, поведет к себе и познакомит с мамой. А вот эта — в самый раз! Парня у нее нет — на всех смотрит с оценивающим интересом — вид достаточно «блядский» — готова хоть в пекло, и в то же время — молодая, красивая, с прекрасной фигурой, стройными ножками и попкой на отлете.

Найдя с помощью «острого глаза» нужную кандидатуру, мы переходили к пункту второму. Надев на физиономии невозмутимость — чтобы не теряться, не тушеваться, не улыбаться заискивающе, но и не сорваться в пошлость — мы, выждав подходящий момент, подходили к жертве. Я был стройным, высоким и красивым (сейчас-то толстый, осевший к земле и рожа... в три дня не...), поэтому дамы клевали исключительно на меня. Друг мой внешними достоинствами не обладал, зато скрытые (до поры) мужские достоинства у него были на высоте. Если сжать пальцы в кулак и мысленно отсечь мизинец с косточкой — это и будет головка моего друга. Звали его... ну, скажем, Виктор. Хотя мы предпочитали в те времена, называть друг друга по отчествам. Он — допустим, Борисыч, я — ... ну, скажем, Иваныч. Так вот, головка — кулак, без мизинца, диаметр ствола — в точности совпадал с диаметром запястья. Ну и длинна соответствующая.

Но женщины об этом узнавали позже. В начале же, приманкой выступал Ваш покорный слуга. «Наглая невозмутимость» позволяла нам в автобусе не обращать внимания на невольных слушателей, на улицах спокойно подходить и говорить любую банальность. Девушки — из тех, кого высмотрел «острый глаз», были поражены нашей уверенностью и безропотно соглашались познакомиться.

Затем в действие вступал «тонкий расчет». И как подпункт — «ступенчатая хитрость». Если женщине, даже «без комплексов» сказать — пошли на трах, она оскорбится. Если сказать — пошли погуляем — согласиться, хотя конечно, знает, чем эта прогулка закончится. Эта первая ступень. Далее. Если сказать — пошли в кусты, будем трахаться — не пойдет ведь, даже, если очень этого хочет. Но если сказать — идем «на лоно природы» пивка попить, поговорить — пойдет. Вторая ступень. Ну и так далее. Никого мы не насиловали. Я — во всяком случае. А друг... ну, так он же подлец!..

Друг был действительно подлец. Мог, что называется, «продать за копейку». Его вечно мокрые, толстые губы сделали бы честь любому негру. Близко посаженые масляные глазки — всегда блудливо шныряли. Но для «блядохода» — партнер незаменимый. Потому и терпел я, до некоторого предела, все его подлости и мерзости.

В тот вечер, о котором я хочу рассказать, мы «сняли» двух «телок», и поехали «на природу». Вино — вермут. Стакан — украденный в автомате, брызгающем газировкой. Закуска — коржик. Все, как положено студентам тех лет, а так же бомжам и бичам. Мы, по счастью, относились к первым. Выпили, посидели на травке, и моя вдруг засобиралась домой. Не помню совершенно ни лица ее, ни имени, да это и неважно. Свалила она. Я вывел несостоявшуюся подругу на дорогу, остановил такси и отправил ко всем чертям. Дальше начинается то, о чем я, собственно, и хотел рассказать. Тогда не знали слова вуайеризм, но люди-то были с теми же слабостями. Домой идти не хотелось. «А посмотрю-ка, как там Борисыч управляется!»

Вечер уже подернул легкой дымкой кусты и деревья. Этот теплый летний вечер, накрывающий уютным сумраком обнявшиеся парочки в сквере, позволяющий бичам собирать бутылки, после пикничков «на природе», а мне обещавший подарить неведомые ранее ощущения! В слове «подглядывать», есть что-то запретно-постыдное. Недостойное парня. Все — трахают, а ты подглядываешь! Позор! Другое дело, слово «вуайеризм»! Это не стыдно, это в инете сплошь и рядом. Не знал я тогда этого слова, но и не испытывал стыда, может, потому, что в те времена у нас почти ежедневно были новые подруги. Не страшно и подсмотреть. Ведь завтра — сам буду проделывать то, за чем сейчас понаблюдаю.

Темнеет. Легкая дымка стелется между кустами — кто-то костерок запалил. Иду примерно, в том направлении, где Борисыч с подругой сидеть должны. Сидеть? Может, уже и лежат? Подруга, звали ее Рита, в тот вечер выпила слегка на выпускном вечере — окончила техникум — потом решила погулять с сокурсницей, тут мы и подвернулись...

«Платье ее должно белеть в сумраке, — соображаю, — найду, пока не стемнело». Одела Рита на выпускной вечер белое платье, почти как на свадьбу. И жених у нее уже был. Какого черта потянуло ее расслабиться, погулять неизвестно с кем, неизвестно где, да еще и в сумерках?! Вот сокурсница правильно сделала — свалила, почувствовав запах жареного. А Рита — не почувствовала. Закружилась у нее голова — от вина, от танцев на вечере, от свободы, от жизни, в которой не будет теперь нудной учебы. Решила еще погулять... и встретила Борисыча.

Иду, не спеша, осматривая кустики, оглядываясь — не прошел ли мимо — пытаюсь вспомнить тропинку, по которой мы забрались в чащу. Нет, нигде не белеет платье «невесты» Риты, неслышно и голосов — ни звонкого женского, ни приглушенного, словно из могилы, Борисычева. Останавливаюсь, в тоске оглядываю в последний раз потемневшие кусты, и собираюсь повернуть. Не судьба, значит, понаблюдать.

Но слышу — вроде, голоса вдали. Они? Или, может, те, кто костерком тут недалеко балуется? Нужно проверить. Ступая, как киношный ниндзя, иду по мягкой траве, вытягивая шею. Вроде, что-то белеет? Чуть ближе — так и есть: они. Сидят на травке, тихо беседуют. Оставаясь за кустом, присаживаюсь и я — в потертых джинсах сам Бог велел на траве сидеть. Закурить не рискую — учуют дымок, увидят огонек, прощай тогда вся затея. Борисыч, конечно, и ухом не поведет. А вот, девушка Рита может... что? Обидится? С чего бы? Просто, при свидетеле отдаваться не будет.

Сижу, голова из-за кустов торчит, наблюдаю. Друг, может, и видит — ему все равно. А девочка Рита — сидит спиной и это хорошо. Красивая девочка Рита... где-то там живет... Это стихи, что ли, детские... Да и не Рита, в стихах была, кажется... Ого! Он ее уже завалил!

Я вдруг почувствовал, как колотится сердце. Так вот она сладость подглядывания! Охота! Засада, маскировка, азарт — все, как полагается на охоте! Собственно, что я увижу издали? Задницу Борисыча, пляшущую между белых Ритиных ног? Да хоть бы и ближе подошел — все та же задница, ничего более. Но почему вдруг такой азарт? Боюсь, что они услышат мое дыхание, стараюсь сдерживать и оттого, наверное, задыхаюсь.

 — Пусти! Ты что?! — вдруг гневно восклицает ...