Попала

Летняя сессия сдана! Впереди каникулы, поездка к родителям и масса всяких замечательных вещей. Настроение у Джамили было чудесным. В городе к вечеру стало не так душно, к тому же кафе, где они с девчонками отмечали окончание учёбы, находилось прямо у реки, и там было прохладно. После кафе, Джамиля отказалась ехать с подружками и решила пройтись пешком. Тем более до квартиры, которую она снимала, было не далеко. По случаю похода в кафе она не стала одевать туфли на высоком каблуке, так как любила танцевать, а на каблуках много не на танцуешь. На ней была шифоновая блузка и белые, летние,, широкие брюки. На ногах были её любимые босоножки, с совершенно плоской тонкой подошвой и с тоненькими ремешками. Когда она их одевала, у неё было ощущение, что она ходит босиком. Вечер был хороший как и настроение у девушки. Пройдя по алее сквера, она вышла на проспект у высотной гостиницы. Как всегда, куча девок торговали собой, подбегая к останавливающимся машинам и окликая проходящих мимо мужчин. Джамиля проходила сквозь толпу проституток, и с интересом, присущим молодым, провинциалкам рассматривала. Вдруг подъехал автобус, и из него выскочили несколько человек в камуфляжной форме и начали отлавливать девушек и заталкивать их в автобус. Один из милиционеров схватил Джамилю за руку и то же поволок к автобусу.

 — Отпустите меня, в чём дело — кричала испуганная девушка, яростно отбиваясь.

Но, здоровенный мужик, заломил ей руку, схватил за пояс джинсов и буквально зашвырнул в автобус. Другой, не меньших размеров, схватил за волосы и протащил к задней части автобуса, где была клетка, в которой уже сидели несколько девушек. Он открыл решётку и, поставив Джамиле пинка под зад, затолкал её в клетку.

 — В клетку шлюха — гаркнул он и закрыл решётку.

Совершенно ошарашенная произошедшим, Джамиля начала дёргать решётку и кричать. Она пыталась убедить офицера в том, что она попала сюда случайно. Тот ни как не реагировал на выступления девушки.

 — Послушай Красавица, проблем больших хочешь, угомонись, пока не поздно — окликнул её женский голос сзади — сядь, пока они тебя не взяли на заметку.

С Джамилёй заговорила симпатичная, но немного вульгарно раскрашенная девица.

 — Как так, за что меня задержали, шакалы — продолжала Джамиля — я им устрою!

 — Послушай — продолжала девушка — лучше сядь — и заткнись, а то они тебе точно устроят.

 — Да на каком основании, и куда нас повезут?

 — В ментовку, запишут, побьют немного и отпустят, только если ты замолчишь, а иначе будет хуже.

 — Как так побьют? Испуганно, но уже шёпотом спросила Джамиля.

 — Как как! — уже с раздражением продолжала девушка — если, наконец рот закроешь, то не сильно, если будешь базарить, то крепко! Мать твою!

В это время в клетку втолкнули еще двух девиц, и места больше не было. Всего было 12 девушек, и половина уже стояла, так как не было места сесть. В клетке было очень душно и тесно. Пахло духами на все вкусы, какие только можно вообразить, и женскими телами.

 — Ну как же так, ведь если пожаловаться им влетит за такие выходки — опять зашептала Джамиля.

 — Ни хрена им не будет — прошептала в ответ другая девушка, постарше на вид, которая тоже сидела рядом с Джамилёй.

 — Ну это же не законно!

 — Господи! Да от куда ты такая взялась на нашу голову, из п: ы на лыжах ты что ли выехала?

 — Да нет, я просто первый раз в милицию попадаю, и к тому же ни за что! — со слезами на глазах продолжала шептать Джамиля — если меня ударят, я жалобу на них напишу, и им кранты — злобно сжав кулаки и плача шипела она.

 — Тебя как зовут? — спросила первая девушка.

 — Джамиля

 — Послушай пожалуйста, Джамиля, меня внимательно, ты, к сожалению попала. За проституцию у нас полагается брать на учёт и отпускать. Но к нам в район пришла новый начальник отдела нравственности или как там он у них называется я не знаю. Этой майорше лет сорок девять, от неё мужик ушёл к молодой, она баб ненавидит и на нас зло срывает. Что бы мы боялись выходить на панель, она ввела телесные наказания, а что бы мы не жаловались, они заставляют подписывать протокол, что у нас изъяты наркотики. И оформляют, как положено.

 — Да я ни какого протокола не подпишу — прошептала Джамиля — а потом всё равно жалобу настрочу, куда надо.

 — Да оставь ты её Люська — обратилась девушка постарше к той, что разговаривала с Джамилёй.

 — Да ладно, Маришка, жалко дуру — ответила Люся — и правда ведь ни за что попала.

 — Не хер ходить где попало, по вечерам — продолжала Марина — а когда вон тот дятел — она кивнула на здоровенного милиционера — пройдётся по твоим подошвам своей резиновой дубинкой, то, поверь мне, ты подпишешь чистосердечное признание, что в Ленина стреляла. Я, как и ты, крутая была, когда три месяца назад первый раз попала. Отказалась подписывать, так меня два этих здоровых мусора в две дубинки угощали. Я после второго удара согласилась. Но они меня так отделали, что я почти потеряла сознание. Я всё подписала, из ментовки на четвереньках выползала. Я потом неделю ходить не могла. Пятки с подошвами ничего, обычно на третий, край, четвёртый день проходят, а они меня ещё и по пальцам били. Они когда бьют, кладут на деревянную лавку, на живот. Руки за спиной в наручниках, один мент на ноги садится и за щиколотки держит, прижимая ноги к лавке, пятки с подошвами ничего, там мякоти много, а вот пальцы, как между молотом и наковальней получаются. Мои десять дней синими были.

А Люська тихо себя вела, всё молча подписала, получила свои двадцать по пяточкам и на второй день к вечеру, по панели, как козочка скакала. Ну больно, ну по орала, но за то из ментовки на цыпочках сама ушла, а меня девки волоком тащили.

 — А почему именно по подошвам? — спросила Джамиля.

 — Больно очень, а следов мало и проходят быстро — пояснила Люся.

В это время автобус тронулся, и девушки замолчали. Джамиля рассматривала их ноги, представляя как изящные, длинные, ровные пальчики, выглядывающие из Марининых, открытых босоножек, выглядели после побоев. Ей стало страшно, она тихо заплакала.

 — Да, ладно не плачь ты, это Ольге надо плакать — сказала Люся, кивая в сторону полненькой симпатичной девушки — она пятый раз попадает, ей шестьдесят ударов корячится.

 — В смысле? Не поняла Джамиля.

 — Первый раз двадцать, а потом за каждое новое попадание в ментовку, добавляют по десять ударов, Мы с Маринкой по сорок получим. Так что нам в пору плакать, а не тебе. И ещё, они деньги все забирают, если у тебя есть, то лучше отдай, не прячь, это они называют. Юлька у нас была, хитрожопая, так она стольник баксов, в трусах спрятала, когда шмонали, нашли.

 — А что ещё и обыскивать будут? — испуганно, с широко открытыми глазами спросила Джамиля

 — Ещё как и в п: у и в жопу залезут, притом мужики — продолжала Люся — а Юльку по приказу майорши, сначала трахнули хором, потом подвесили за большие пальцы ног к водопроводной трубе в подвале. А руки за спиной в наручниках, она так целый час висела, а потом майорша ей лично сотню палок ввалила, Юлька сознание два раза теряла. Мы её потом в травму увезли, у неё ступни синие были, а пальцы чёрные. Один палец сломанный оказался, она после этого куда то уехала

 — Но ведь так нельзя! Нужно что-нибудь делать! — с надрывом зашептала Джамиля — как это терпеть всё можно, средневековье какое то, тридцать седьмой год. Нужно всем вместе написать на эту майоршу!...