Прогулки с собакой

Я живу недалеко от Москвы в маленьком городишке, 10км от кольцевой. Дом мой стоит на окраине, где город граничит с лесом, а по лесу недалеко протекает река. Это любимое место отдыха наших горожан, а отдых этот всегда стоял и стоит на трех китах: купание, выпивка, ебля. В теплые летние вечера лес просто кишит людьми. Каждый выбирает занятие на свой вкус. Кто плескается в воде, иногда даже в голом виде, кто эксгибиционирует на берегу в том же виде, кто распивает поллитра на полянке, а кто трахается в кустах. С недавних пор я бываю в этом лесу почти каждый день — выгуливаю собаку...

Четыре года назад моя дочь возвращалась из школы и услышала тихое поскуливание, раздающееся из зарослей вдоль забора. Она раздвинула ветки и увидела белого пушистого щенка, свернувшегося клубочком, маленького и беззащитного. У щенка была сломана лапа и шансов выжить у него практически не было, он неминуемо умер бы с голода. Дочка пожалела и взяла щенка с собой. Дома была долгая ругань с моей матерью, ярой ненавистницей всех животных, но перевесом в два голоса (три против одного) было принято решение оставить щенка в семье. При ближайшем рассмотрении щенок оказался девочкой и после перебора множества вариантов ей было присвоено имя — Тома. Лапа у нее постепенно зажила и, несмотря на свое подзаборное происхождение, через год Томка превратилась в красивую породистую сучку. Все говорят, что это кавказец, но я сомневаюсь, потому что кавказцы все очень злые, а Томка наоборот добрая и очень ласковая, все ее любят, а мне она теперь, прямо, как вторая дочь.

Каждый вечер я беру собаку на поводок и мы идем гулять в лес, к реке. В лесу поводок снимается и Томка, визжа от радости, начинает носиться между деревьями, по полянам, обнюхивая все своим черным носом, копается в листьях, как будто ищет что-то... Может свое собачье счастье ищет. С этим собачьим счастьем действительно вышел какой-то напряг. Из-за своих размеров, Томка никак не могла найти себе жениха. Все кобели, к которым она проявляла симпатию, трусливо поджимали свой хвост и позорно ретировались куда-нибудь подальше от такой большой женщины. А Томка только долго и безответно лаяла им вслед: «Куда же ты, дурашка, иди ко мне, давай поиграем!» Видимо все это ее сильно огорчало и она шла домой, печально глядя себе под ноги, думая о своем, о бабьем. Я останавливался и Тома тыкалась в меня, куда — нибудь под мышку или между ног и стояла, не двигаясь, а я гладил ее, крутил за ушами, в ушах, ерошил шерсть и ласково приговаривал: «Хорошая ты моя собака! Самая лучшая собака! Да не расстраивайся ты так! Будет и на твоей улице праздник! Эх... все вы бабы одинаковые...» Она снова веселела, начинала вилять хвостом и снова начинала искать, бегать, нюхать, разгребать листья...

Жизнь продолжалась. Так незаметно пролетели два года... Случилось это позапрошлым летом, в июле. У Томки тогда была очередная течка. Был вечер. Как всегда, мы пошли гулять. Шли по тропинке, Тома впереди, я сзади. Несмотря на июль, вечер был холодным и в лесу было безлюдно. Нам не встретился ни один человек. Я насвистывал какую-то мелодию и строгал палку, опробывал новенький, только что презентованный швейцарский перочинный ножик.

Вдруг Томка остановилась. Тропинка уходила вправо и Тома стояла, как вкопаная, глядя туда, за поворот. Я подошел к собаке и все понял. Вперели на тропинке стояла немецкая овчарка, черная как смоль и явно кобель. Он вытягивал шею в нашу сторону и втягивал носом воздух. В десяти метрах за ним ускоряла шаг хозяйка. «Ганс! Сидеть!» — крикнула она своему немцу. А потом уже мне — «У Вас кто, не мальчик?» — «Да нет, не беспокойтесь! Девочка! Сучка!» — ответил я громко."Аааа... Ну тогда ладно, А то я боялась, еще раздерутся... Гуляй, Ганс, гуляй! Познакомься с девочкой...» Ганс тут же сорвался с места и в пять прыжков оказался рядом с нами. Он тут же обнюхал Томкин зад, как принято у собак при знакомстве, и враз охуел. Тело его задрожало, он заскулил и полез к моей девочке целоваться. Томка тоже, видимо, прониклась чувствами к этому негру, так сказать с первого взгляда, потому как что-то ласково и томно простонала в ответ. В общем собаки занялись друг другом, не обращая на меня никакого внимания.

Тем временем ко мне подошла хозяйка. Это была женщина лет сорока пяти, в очках, с уже наметившимися, но еще не так сильно проявившимися морщинками. Рыжие, крашенные волосы. Пухлые ненакрашенные губы. Одета в пестрый, зелено-коричневый жакет, синие тренировочные штаны, зеленые резиновые сапоги.

«Ой, какая красавица!» — восхитилась она и сразу наметанным женским глазом определила, — «Вау! Да у нас кажется критические дни?» — я кивнул. — «Да-да-да!» — «Ой, а как же теперь? Я теперь своего мальчика и не оторву,» — «Ну и пускай... погуляют,» — «Да-а-а... а вы не против? Они же сейчас... это... сцепятся!» — тщательно подбирала она слова, — «Ну жизнь у них собак такая!» — «Ой, как хорошо-то!» — вдруг обрадовалась она, — «Хорошо, что вы не против! А то у нас с Гансиком такие проблемы, он не клубный и к нему никого не допускают. А ему ведь так хочется, Вы не представляете...» — «Мы тоже не клубные и нам тоже надо...» — «Да-а-а... я Вас так понимаю... Как хорошо, что я Вас встретила... Только вот как-то неудобно тут... на тропинке... еще пойдет кто, спугнет их!» — «А пойдемте вот туда,» — кивнул я головой, — «Там уютная полянка есть...» — «Пойдемте, конечно пойдемте! Как же хорошо, что я... мы Вас встретили... давайте познакомимся. Жанна Николавна» — «Сергей,» — «Очень приятно,» — «И мне, очень...»

Мы сошли с тропинки и пошли к поляне. Послушная Томка побежала за мной, немец запрыгал за ней. На полянке мы сели на бревнышко, а собаки продолжили свое дело. Hекоторое время они скакали по всей поляне, то бок о бок, то друг через друга, то друг на друга. Набегавшись, остановились, облизывая и обнюхивая морды друг друга. Потом встали в положение «69» и облизывали и обнюхивали друг друга уже сзади. Из мохнатой залупы Ганса вылез длинный и худой, весь такой розовенький, собачий хуй. Наконец, кобель не выдержал и полез на Томку. Томка с готовностью задрала хвост. Завизжала. Вправил ей значит кобель. Начал ебать. Я неотрываясь глядел, как Ганс ебет мою собаку, часто-часто вихляя жопой. Ощущение такое, будто присутствуешь при дефлорации дочери. Возбуждение собак передалось и мне. У меня, как и Ганса встал.

Я глубоко вздохнул и краем глаз покосился на: Жанну Николавну. У нее сильно зарумянились щеки, видимо, происходящее не оставляло спокойной и ее. Она тоже покосилась на меня и улыбнулась: «Сынок-то мой как старается! Теперь у них это надолго, на полчаса минимум.» — «Пусть порезвятся... детишки.» Мы немного помолчали. У меня уже вовсю ломят яйца. Нет определенно с этим надо что-то делать. Я встал, нервно потягиваясь, прошелся... Пиннул пару шишек. Женщина тоже встала, потянулась. «Знаете, как я им иногда завидую... собакам,» — «Завидуете? Почему?» — «Они не такие, как мы. Они хотят друг друга и не думают о том, что плохо, что хорошо,» — она остановилась у сосны. Я медленно подошел к ней, внимательно посмотрел ей в глаза. «А они действительно не делают ничего плохого...» — «Да для них все хорошо и все правильно. У Вашей собаки течка и она должна найти себе мужчину...» — голос ее стал вдруг глуше. — «А что делать женщине у которой течка уже второй год?» — у меня потемнело в глазах и в темноте по инерции я сделал еще два шага.

Напрягшийся член, как компас показывал направление движения. Я втянул носом воздух и вдруг уловил запах этой женщины, не духов, не дезы, а именно женщины, запах потекшей пизды. Я тоже почувствовал себя кобелем, кобелем чувствующим запах сучки. Мой выпирающий под штанами член, уперся Жанне чуть выше ее устья (есть контакт), мои руки скользнули по ее бедрам и остановились на ее большой круглой жопе (есть захват), всем телом я навалился на нее и прижал к сосне (есть стыковка). «Самец, настоящий самец! Я сразу почувствовала...» — полупрошептала, полупростонала женщина....